В комнате царил беспорядок. На низком мягком диване валялись вперемешку открытые книги, курительные трубки, старинные карты, кисет с душистым табаком и даже дамская горжетка с лисьей мордочкой, уставившей стеклянные глаза в потолок. На горжетке уютно устроилась изящная черная кошка. Она спала, изредка поводя ушами, когда от стоящего в углу у окна пианино долетали чересчур громкие и резкие звуки.
– Чем тебя так Николай Васильевич обидел? – с тревогой спросил барон. – Человек он был, конечно, язвительный, но мирный и добрый. И в карты никогда не жульничал, в отличие от Хлестакова.
На этот раз вошедший Петя был в хорошем настроении. Видимо, обошлось без стычек с учительницей литературы.
– Вы здорово сейчас пели, Карл Оттович, – похвалил он. – Спойте, пожалуйста, еще.
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит…
Мюнхгаузен исполнял на пианино военный марш. Петя, сидевший на диване, весело подпевал, отбивая ритм рукой. Жозефина забралась на шкаф и с неодобрением смотрела на двух друзей: шумят, спать мешают.
Барон закончил песню бравурным аккордом. Петя с криком «Ура!» вскинул вверх руки, а затем повалился на подушки.
– Жозефина, какая у тебя затрапезная манишка! – упрекнул ее Петя.
Кошка, испуганно посмотрев на него, взлетела на пианино, где принялась тщательно умываться.
Устроившись на скамье у окна, он поглядывал на начинающие уже желтеть кроны деревьев и весело насвистывал: «Дым столбом – кипит, дымится пароход…»
– Думаешь, все и в самом деле так просто? – усмехнулся барон. – Ведь летописец тоже может либо скрывать что-то, либо не знать, либо просто забыть, а может – печально об этом говорить, но приходится! – даже соврать. Увы, далеко не все любят правду так, как я.
– Приключения? – встрепенулся Петя.
– Да, настоящие приключения. Вот послушай, какая история случилась с одной находкой.
– Конечно же, можно! – ответил барон. – От человека всегда остается его тело, то есть в нашем случае – кости. А они о многом способны рассказать.
Геродот посетил Египет около 450 года до нашей эры. Он проехал вверх по течению Нила через всю страну, вплоть до южной границы. Но не все в истории Геродота соответствует действительности. Многие вымыслы и легенды он принимал за подлинные события.
Они снова отправились за город и гуляли по Павловскому парку, любуясь Храмом Дружбы – маленьким изящным зданием, построенным на берегу реки Славянки по образцу греческих храмов.
– Я там воевал, – лаконично ответил барон.
– С кем?
«На круглой поляне, куда сходятся эти аллеи, стоит статуя Аполлона Бельведерского, – прочел Петя. – Ее окружают изображения девяти муз, а также статуи греческих богов – Флоры, Венеры и Меркурия».
– Ай-яй-яй, – прервал его барон.
Из муки, крахмала, яичного белка и кунжутного масла барон замесил тесто и, обмакнув в него ломтики бананов, обжарил их в масле, ловко снял со сковороды и положил на фарфоровую тарелку с изображением уточек-мандаринок. Затем он заварил зеленый чай в маленьком фарфоровом чайнике, разрисованном цветками хризантемы, и торжественно объявил:
– Теперь мы можем начать китайские церемонии!
Барон Мюнхгаузен охотно исполнил его просьбу.
– Я заинтригован, – признался он.
Петя достал из сумки пачку чая, на которой было написано «Ассам», и пищевой контейнер, завернутый в целлофановый пакет. Затем заварил чай в фарфоровом поющем чайнике барона и выложил в вазочку какое-то оранжевое печенье, украшенное изюминками вперемешку с кусочками фисташек и сладко пахнущее кардамоном.
– Когда-то один писатель предложил представить себе историю человечества как один большой день. Конечно, это сравнение очень приблизительное, в нем много натяжек, но как раз для того, чтобы понять хронологию Средних веков, оно хорошо подходит.
Петербург середины XIX века, когда был написан «Ревизор», оставался столичным, а следовательно, очень густонаселенным городом. В центре, там, где селились самые богатые и знатные петербуржцы, в этот период почти не строили особняков, предназначенных для одной семьи, и все больше становилось многоквартирных домов, которые представляли собой как бы маленький срез общества.