Уроки Совы Филиновны

«Не есть наука»

Как только ни называли и с чем только ни сравнивали литературную критику! «Десятая муза» (Гюстав Флобер); «творчество внутри творчества» (Оскар Уайльд); «правильное кровообращение», без которого «неизбежны застой и болезненные явления» (Николай Островский).

Всё – так. Но всё – в прошлом. Нынешняя критика уже не создаёт вокруг себя интеллектуальное пространство и не модерирует литературный процесс – она встраивается в уже существующую сферу мысли-речи и обслуживает его как одна из прикладных отраслей общества сверхпотребления.

Писатель Дмитрий Галковский небезосновательно утверждал, что в современности «литература как миф, как способ осмысления мира и способ овладения миром истлела, исчезает». Аналогично и критика в утвердившемся формате постмодерна ещё существует как институция, но уже не является «властительницей дум», утрачивает былые статусы и полномочия. Критика ещё способна инициировать общественные дискуссии, но уже не способна существенно влиять на культурные процессы и распределение культурной власти. Постмодернизм привнёс в критику то же, что и в литературу: элемент игры, выраженную иронию, отстранённую интонацию, полицитатность, ловкое жонглирование терминами и понятиями.

Подробнее...

Литературная журналистика

Глянцевая критика тесно смыкается с литературной журналистикой, соединившей разговор о книгах и освещение окололитературных событий (презентаций, творческих вечеров, вручение премий, скандальных происшествий), рекламное дело и издательский бизнес. Литературная журналистика представляет книгу не столько как творческий, сколько как информационный продукт, актуальную новость, медиаповод.

Особенность этого формата критики ещё в 2003 году отметил главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин: «… Если, читая газету «Время новостей» или журнал «Новый мир», вы знакомитесь с литературой по Андрею Немзеру или по Ирине Роднянской, то просматривая «Афишу» или «Еженедельный журнал», мысленно пробегаете вдоль стеллажей книжного супермаркета вместе со Львом Данилкиным или вместе с Галиной Юзефович. Критика «академического» типа влияет (или думает, что влияет) на литературу, критика «журналистского» типа влияет (или хотела бы влиять) на объёмы продаж».

Подробнее...

Колумнистика

Примерно в то же время укореняется и колумнистика (англ. column – колонка) – ведение персональных авторских разделов в периодических изданиях. От колумниста требуются обращение к актуальной проблематике, выраженное индивидуально-личностное начало, лаконизм и увлекательность подачи материала, яркость и узнаваемость стиля. В колумнистике наиболее заметен переход от «журналистики факта» к «журналистике мнения». Так прежде формально выделяемая в газетно-журнальных изданиях рубрика превратилась в колонку – самостоятельный формат и самобытный жанр.

Сложился и новый способ речи о литературе, книгах, писательском творчестве. Литжурналистика и глянцевая критика активно заимствовали иноязычную бизнес-лексику, зарубежную книгоиздательскую и литературоведческую терминологию, компьютерный жаргон – и колонки запестрели новыми словами: бестридер, лонг-лист, нон-фикшн, фастселлер, мастрид, спойлер, префейс…

Подробнее...

Арт-обозреватели

Одновременно появилась ещё одна новая профессия – арт-обозреватель, пишущий дайджесты и хроники событий культурной жизни, составляющий подборки литературных новинок, рейтинги книжных продаж, читательские хит-парады, списки самых популярных авторов и ежегодные «литературные итоги».

Арт-обозреватель не аналитик и тем более не эксперт, он гид и консультант, счетовод и учётчик, менеджер и технолог. Если текст пишется по чьему-то заказу, то арт-обозреватель производит критику рекламно-рекомендательную. Причём совершенно неважно, хвалит или ругает, главное – стимуляция читательского интереса и повышение потребительского спроса. При этом сама книга становится менее значима, чем внешние обстоятельства её появления: байки и сплетни, презентации и премии, общение писателя с поклонниками, поиски спонсоров, издательские перипетии.

В такой системе писатель существует не как художник слова, а как публичная личность, медийный персонаж, «герой дня» – чьё имя регулярно появляется на страницах газет и журналов, чьё лицо мелькает на телеканалах, чья жизнь интересна не только в профессиональном, но и в личном плане. Какие рестораны посещает, куда ездит отдыхать, какие имеет хобби, с кем дружит, чем болеет, на ком женился…

Подробнее...

Толстые журналы

В описанной социокультурной ситуации критика углублённая, ориентированная на анализ произведений, философичность, историзм, выявление закономерностей литературного процесса получила условное название филологической, начала отождествляться с литературоведением и понятием толстый журнал. Последнее не имеет иноязычных эквивалентов, обозначает издание объёмом 240-256 печатных полос и имеет традиционно двусоставную структуру, публикуя литературно-художественные и общественно-политические материалы.

В настоящее время наиболее авторитетными считаются «Вопросы литературы», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Нева», «Новое литературное обозрение», «Иностранная литература». Упоминавшиеся ещё в «Мастере и Маргарите» толстые журналы привечают критиков, сохранивших приверженность классическим традициям: общественно-публицистический пафос, просветительскую ориентацию, интерес к теоретическим аспектам, внимание к собственно эстетическим (художественным) достоинствам произведения. Данный формат близок к западному literary criticism, соединяющему критику и литературоведение.

Подробнее...

Книга критика

Об относительном процветании условно выделяемой филологической критики свидетельствует появление жанра книга критика – собрание программных статей и эссе, наиболее значимых публикаций авторитетных специалистов за определённый «отчётный» период. При этом каждый критик ставит свои цели и решает персональные задачи.

Так, Самуил Лурье разворошил «Муравейник» (2002), Лев Данилкин пустил «Парфянскую стрелу» (2006), Игорь Шайтанов завёл «Дело вкуса» (2007), Роман Сенчин собрал «Рассыпанную мозаику» (2008), Ирина Роднянская зафиксировала свои «Мысли о поэзии в нулевые годы» (2010), Наталья Иванова обрисовала «Русский крест. Литература и читатель в начале нового века» (2011), Валерию Пустовую интересовали «Толстая критика» (2012) и «В еликая лёгкость» (2015), а Елену Сафронову «Все жанры, кроме скучного» (2013).

Книжный формат литературно-критического высказывания ёмко описан Андреем Рудалёвым: «Критик также жаждет быть прочитанным и узнаваемым в большом кругу, где-то в подсознании смутно чает он всенародной любви и почёта. Он пишет книги… Чаще компонует их как дайджест из тех же статей или нечто подобное научными монографиями выдаёт. Целью такого собрания может стать формулирование своего уникального взгляда на природу критического творчества, на его задачи, постулирование собственного понимания философии искусства, его перспектив, тенденций и многое другое».

Подробнее...

Сетевая критика

Цифровая эпоха вызвала к жизни новейший формат – сетевую критику, или нет-критику (англ. net – сеть).

Напомним, что 7 апреля 1994 года стал знаменательным днём для всех мыслящих и даже не очень мыслящих, но русскоговорящих людей, ибо именно тогда во всемирной паутине (World Wide Web) возникла зона RU. Эту дату можно считать условной точкой отсчёта истории литературной критики в интернете. Причём заметим: за рубежом данный феномен практически отсутствует, место литературно-критических материалов (в строгом определении понятия) занимают публикации по теории и истории литературы, литобзоры и обмен мнениями интернет-пользователей о прочитанных книгах.

Уже к концу 1990-х годов в РуЛиНете (русскоязычном литературном сегменте интернета) не просто сформировался корпус критических текстов, но сложилась особая практика сетевой критики.

Подробнее...

Любительская критика

Звёздным часом нет-критики можно условно считать 2005 год: выходит статья Тима О'Рейлли «Что такое Web 2.0?», в которой впервые возникает название нового формата интернет-коммуникации, заметно расширившего возможности информационного обмена.

В формате Web 2.0 некогда монолитный образ Литературного Критика (так и хочется добавить: «великого и ужасного») распадается на частные, локальные: сетевой колумнист, комментатор, блогер, посетитель виртуальной библиотеки. Профессионалы, ранее выступавшие только в печатных изданиях, ведут колонки в электронных журналах (езинах), создают персональные сайты либо заводят свои блоги. Заядлые книгочеи и желающие поговорить о литературе (назовём их условно «народными» или «альтернативными» критиками) также становятся либо блогерами, либо участниками тематических групп (комьюнити) в соцсетях, посетителями литературных форумов и просто гостями, оставляющими записи в гостевых книгах (гестбуках) различных сайтов. Для высказываний последнего типа предложены определения гостевая критика и электронное граффити (Евгений Ермолин).

Подробнее...

Оттадайка

Существует ли принципиальная разница между сетевыми и «бумажными» критическими текстами?

На современном этапе сетевая критика создаётся преимущественно теми, кто родился в доинтернетную эпоху, кого называют «цифровыми иммигрантами» (термин американских учёных Гэри Смол и Гиги Ворган). Стало быть, вряд ли стоит говорить о её принципиальном, сущностном отличии от критики традиционной.

Новая технология не породила новую онтологию. Изменения, преобразования, трансформации фиксируются лишь на внешнем, формальном уровне – предмета, стиля, речевых стратегий. Сам факт использования технического инструментария интернета, новые процедуры создания текста и механизмов его распространения в настоящий момент практически не отражаются на качестве нет-критики.

Если пишущий умён, образован, вдумчив, добросовестен – он будет выдавать хорошие тексты что в онлайне, что в офлайне. Ну а ежели глуп, невнимателен, неразборчив, то и писать будет одинаково дурно. Просто первого с большей вероятностью заметят и пригласят официальные электронные издания, а второй скорее останется маргиналом, не имеющим широкой аудитории, и прославится разве что скандалом, эпатажной выходкой или многолетним словесным онанированием на одной и той же захудалой интернет-площадке.

Подробнее...

Verba volant

Формальные особенности сетевой литкритики весьма интересны и достойны того, чтобы остановиться на них немного подробнее.

Прежде всего, именно в нет-критике (особенно любительской) достиг предельного воплощения принцип постмодерна, сформулированный Роланом Бартом: «Любой объект доступен любой критике». Анализу и оцениванию – причём абсолютно на равных! – подвергаются классики и современники, произведения графоманов и литературных грандов, тексты печатные и присутствующие только в Сети, претендующие на интеллектуальность и сугубо развлекательные. С одинаковым рвением препарируются Достоевский и Донцова, книги крупнейшего издательства ACT и материалы сайта «Проза.ру», известные всей стране лауреаты литпремий и выступающие под никами незнакомцы.

Итак, больше объектов хороших и разных! Долой пространственные границы и временные рамки, статусные иерархии и возрастные ограничения! Да здравствует безграничная свобода слова!

Подробнее...

Двойные стандарты

Интернет предоставляет также немало инструментов для скрытого влияния на читательское поведение. Например, никто не мешает представителям издательств, литературным агентам и продюсерам, самим авторам создавать фанатские группы в соцсетях, размещать на рекомендательных сервисах хвалебные отзывы о продвигаемых книгах и ругательные отклики о текстах конкурентов, дополнять ленты комментариев на сайтах, форумах, в блогах «нужными» высказываниями, подбрасывать «интересные» ссылочки…

К тому же именно в сетевом пространстве укореняются двойные (точнее даже множественные) стандарты речевого поведения. Критик может легко войти в любой образ, придумать себе любой имидж, надеть любую маску. Может клонировать себя на разных интернет-ресурсах, наплодить сколько угодно виртуальных двойников, регистрируясь под разными никами и создавая фальшивые аккаунты. Может менять мнения, как перчатки: скажем, на одном портале ругать писателя почём зря, а в персональном блоге, напротив, отзываться весьма благодушно или даже комплиментарно. Или, например, в «официальной» рецензии изойти злобой и разнести роман в хлам, а в соцсетях превознести его до небес и захлебнуться слезами умиления. Наконец, может запустить какой-нибудь невероятный слух или сделать «фотожабу» (интернет-коллаж), чтобы разыграть доверчивого читателя.

Подробнее...

Астротурфинг

Особое место в сетевых практиках занимает астротурфинг (англ. astroturfing) – использование новейшего программного обеспечения и/или специально нанятых оплачиваемых пользователей для искусственного управления общественным мнением, фальсификации интернет-голосований, эмуляции общественной поддержки через создание мнимых постов и заказных статей. Термин происходит от названия популярного бренда «AstroTurf» – синтетического коврового покрытия, которое выглядит как настоящая трава и используется на стадионах.

Астротурфинг создаёт иллюзию спонтанной общественной поддержки каких-то идей или мнений, массовых выступлений, интернет-кампаний и может считаться виртуальным аналогом речевого манипулирования. Астротурферы распространяют дезинформацию, ложь, клевету. Причём распознавать их становится всё сложнее.

По сообщению британской газеты «The Guardian» со ссылкой на американский политический блог «Daily Kos», новейшее программное обеспечение позволяет полностью имитировать образ человека в интернете (имя, электронный адрес, веб-страницы, активность в соцсетях и т. д.). Можно автоматически сгенерировать образ, который выглядит как настоящий сетевой профиль и фактически не позволяет отличить виртуального робота от настоящего комментатора.

Подробнее...

Ненависть онлайн

В цифровую эпоху не только чьи-то мнения, но и сама информация становится таким же скоропортящимся продуктом, как хлеб или кефир. Через несколько дней после размещения в интернете текст утрачивает актуальность, становится мало кому интересен.

По данным ЮНЕСКО, средняя длительность существования веб-страницы – от 44 дней до 2 лет. На многих веб-порталах возможность отклика на публикацию исчезает уже спустя 72 часа. Всего трое суток – и автоматически генерируется уведомление: «Функция комментария отключена» или «Комментирование этого материала закрыто». Информация тоже имеет срок годности.

Зато именно в интернете вероятнее всего обратная связь с автором произведения. К писателю можно напрямую обратиться через его персональный сайт, личный блог, страницу «Фейсбука» или «Вконтакте», а иногда даже по электронной почте. Интерактивность как сущностное свойство Сети позволяет нет-критике настигать адресата мгновенно и напрямую, проскакивая длительные и подчас сложные промежуточные этапы отбора, редактуры. В отличие от «бумажной», нет-критика нерегламентирована и некодифицирована.

Подробнее...

Паракритика: современный способ говорить о литераторе

Теперь всё подлежит критике, даже сама критика.

В. Г. Белинский

В рассуждениях всякой критики непременно подразумевается и суждение о себе самой…

РоланБарт

Литературная критика символически отражает социокультурную ситуацию эпохи. Разбирая и оценивая какой-либо текст, критик одновременно описывает и комментирует контекст своего времени, даже если специально не ставит такую задачу. Фактически любая рецензия, всякий отзыв – это своего рода заархивированный файл культуры на определённом этапе её развития.

Общее место современных социальных и гуманитарных наук – указание на обеднение смысла под натиском формы. И давление это оказывается столь сильно, что смысл либо расплющивается и растекается в речевом пространстве (становится демагогией), либо бесконечно ускользает (превращается в софизм), либо подменяется и делается мнимым (деградирует в симулякр).

Подробнее...

Что такое паракритика

Литературная критика – транскрипция книги в обществе. Основная цель подлинной критики – включить произведение в общекультурный оборот, совместив по всем возможным точкам сферу реального и сферу художественного. Поскольку критика – высказывание вторичное («слово о слове»), то её основная деятельность заключается в создании знаковой системы, адекватной литературному произведению, соотнесённой и интегрированной с ним. Примерно это подразумевал Пушкин в своём знаменитом суждении о том, что «писателя надо судить по законам, им самим над собой признанным».

Однако информационный поток всё более неуправляем, требование оперативного реагирования на новые тексты всё выше, а качество экспертных оценок – как следствие – всё ниже.

Информация о произведении не переходит в знание о нём. Системность анализа разрушается фрагментарностью восприятия текста (факта, события). Публичная полемика деградирует в набор частных мнений. Контекст (системно организованное, упорядоченное и осмысленное пространство) заменяется контентом (механическим информационным наполнением).

Подробнее...

«Намёки тонкие на то, чего не ведает никто»

Не ищи заговор там, где всё объясняется глупостью. Смягчив эту общеизвестную сентенцию и приспособив к обсуждаемому предмету, получаем: не ищи ложных объяснений авторскому замыслу. «В мире, в котором медиа заменили нам природу, конспирология является новой теологией», – справедливо констатирует Борис Гройс. Первый признак паракритики – подмена онтологии конспирологией.

Давайте согласимся: литературную стратегию каждый писатель выбирает самостоятельно. И она – любая! – оправдана, если произведение состоялось: нашло читателя, инициировало дискуссию, имело общественный резонанс. Однако в современных условиях критику бывает сложно (или некогда, или лень, или невыгодно) искать недостающие звенья в понимании произведения. Проще их… изобрести. Причём так, что выдумка сама по себе отменяет значимость ненайденных звеньев. «Намёки тонкие на то, чего не ведает никто», – как писал классик. Вот лишь несколько ярких иллюстраций.

Я уверен, что Маканин нарочно напихал в роман «Асан» косяков, чтоб дать поработать критикам. Это такой гибрид халатности и провокации/самопровокации… Маканин сознательно нереалистический писатель.

Подробнее...

Литературное мерчендайзерство

Паракритика прочно закрепила рубрикационно-нишевый подход к ранжированию писателей и классификации текстов. Второй её признак – анализ формата вместо анализа текста. Рецензенты, обозреватели, колумнисты с поистине маниакальным упорством расставляют авторов на полки форматов, втискивают в рамки жанров, очерчивают границы творчества. Аналогично термину «формульная литература» американского исследователя массовой культуры Джона Кавелти, впору ввести понятие формульной критики.

Основных ниш три: «массовка» (развлекательная беллетристика, жанровая проза); «элитка» (интеллектуальная проза и высокая поэзия); «арт-мейнстрим» (жанровые произведения, но высокого литературного уровня). Всё, не вписавшееся в эту систему, – «неформат» и оттого часто «неликвид». Исследование содержания произведения замещается в паракритике описанием способа раскрытия темы.

Текст становится феноменом книгоиздания, а не явлением словесности. Оказывается, что мерчендайзерство – популярная специальность не только в сфере торговли, но и в области литературы. И это тоже характеризует паракритику как постиндустриальный феномен, хотя сам подход постепенно складывается и оформляется в заметную тенденцию уже на излёте индустриальной культуры.

Подробнее...

Ради красного словца

Одним из ведущих принципов анализа литературных произведений становится нынче замещение сущности оригинальностью. И это тоже во многом порождение технологий потребительской культуры: всё необычное, причудливое, внешне привлекательное становится суррогатным эквивалентом истинного осмысления и подлинной значимости. Третий признак паракритики – подмена экзистенции экзотикой.

В чём порочность такого подхода?

Во-первых, глубинные смыслы деградируют в сугубо внешние признаки. А это всё равно что судить об интеллекте по наличию очков.

Во-вторых, глубина содержания начинает «измеряться» остротой проникающего инструмента. Но ведь глубину моря определяют вовсе не по остроте лота, а по длине его троса.

В-третьих, сама по себе метафора обладает мощнейшим объяснительным потенциалом, но напыщенные формулировки «ради красного словца» подменяют аргументацию. И вместо серьёзного разговора о литературе мы имеем дело со словесными спекуляциями. Подлинные смыслы замещаются яркими, броскими, запоминающимися, но на поверку пустыми метафорами. Это тоже типичнейшая стратегия общества сверхпотребления, в котором любой товар, в том числе информация, помещается в привлекательную упаковку.

Подробнее...

Комплекс Нарцисса

«Классическая» литературная критика XIX столетия апеллировала преимущественно к просвещённому читателю (цель – воспитание). Критика XX века сместила адресацию на автора (цель – совершенствование). А паракритика замыкается на самой себе. Четвёртый её признак – предельный эгоцентризм.

Рецензент глядит чаще не в текст, а в зеркало – и видит там, разумеется, лишь самого себя, хотя «по долгу службы» обязан выступать не от собственного имени, а как представитель профессионального сообщества. Центральной фигурой рецензии на книгу становится не автор книги, а… автор рецензии.

Кто громче крикнул – тот самый правый; у кого больше лайков в соцсетях – тот самый убедительный; кто чаще появляется в публичном пространстве – тот самый авторитетный. Космическое (подлинно гармоничное) вытесняется косметическим (искусственно приукрашенным).

Обожая вещать от первого лица, паракритика отличается обилием личных местоимений. «Яканье» в рецензиях и обзорах возникает с частотой «бляканья» в речи гопников.

Подробнее...

Несчастный в доме умалишённых

Коммуникация в паракритике происходит по принципу: «А ты кто такой, чтобы прислушиваться к твоему мнению?» Культурный вес паракритики измеряется не объёмом компетенций, а размером апломба. Пятый её признак – самоприсвоение абсолютной правоты.

При таком подходе всякое сомнение уничтожается самомнением. Категоричность, безапелляционность, упёртость. Сказал как отрезал. «Есть только две точки зрения: одна – моя, вторая – неправильная». Нынешний рецензент-обозреватель-колумнист отрастил себе такое ИМХО, что его можно возить в тачке, как живот Синьора Помидора. В переводе на научный язык это называется despicere (лат. «смотреть свысока»): высокомерная поза, понимание литературной полемики как демонстрации своего превосходства.

Роман Сенчин – писатель, лишённый творческого воображения, способности фантазировать и даже просто сочинять.

Роман Михаила Елизарова «Библиотекарь» – уж точно самый бестолковый из всех его текстов.

Сергей Алхутов – пошловатая, плохая стилизация.

Подробнее...

Меньше букаф!

Если по времени своего появления паракритика – авианосец последнего поколения, то по технологии – не более чем парусный фрегат. Один из основных паракритических приёмов – сведение заведомо сложного к мнимо простому, уплощение объёмного, сужение масштабного. Шестой признак паракритики – редукция содержания: фрагментарность мысли, неразвёрнутость суждений, дефицит аргументов, изоляция от чужих мнений.

«К чему ваще» анализ текста и «какие-то там» доказательства, когда все выводы заранее готовы и надо лишь поскорее выплеснуть их в публичное пространство? Это всё равно, что нацарапать на заборе неприличное слово: поди догадайся, что «хотел сказать автор». Зато понятно зачем: заявить о себе-любимом. Аналогично и паракритика сводится к маргиналии на последней странице книги: «Здесь быля!»

Глубокое погружение в текст замещается его панорамным обзором, а иногда даже просто механическим пересказом с элементами комментария. Вместо интерпретации – поверхностное наблюдение, вместо рассуждения – констатация факта. Как и вся постиндустриальная культура, паракритика отличается эклектичностью и диффузностью.

Подробнее...

Автора на мыло!

Узурпация истины, навязывание мнений, редуцирование смыслов неизбежно искажают представления о нормах дозволенного и запрещённого в речи. Этический кодекс уничтожается размыванием моральных рамок: «Что хочу, то и говорю». Седьмой признак паракритики – свобода слова как словесный произвол.

Как уже уточнялось, паракритика далеко не вся агрессивна. Грубость, хамство, цинизм присущи худшим её образчикам. Но паракритика – стимул и двигатель оскорбительной критики. Вторая процветает благодаря первой.

Паракритика обесценивает общепринятые этикетные формулы возражения, сомнения, несогласия – и всё чаще официальные высказывания о литературе превращаются в злобные выкрики, словесные пощёчины, на фоне которых филиппики Белинского выглядят ласкающими шлепками. В эпоху кризиса коммуникаций «глаголом жечь сердца» заменилось на «выжигать напалмом смыслы». Раньше слова были орудием мысли – теперь оружием нападения.

Неприязнь может и маскироваться под дружескую фамильярность, панибратство: Попрошу Всеволода, в случае личного знакомства, отойти от своей традиции и не дарить мне роман Бегбедера «Любовь живёт три года». Во-первых, я его читала, а во-вторых, всё, что мне было нужно от Непогодина – я уже получила.

Подробнее...

Текстофилия

Паракритика, как и большинство феноменов современности, демонстрирует ускользающую двойственность. С одной стороны, она порождена самой постиндустриальной культурой и полностью ей аутентична. Фрегат паракритики движется в «законном» фарватере. С другой стороны, это пиратский корабль, бесцеремонно грабящий, обедняющий Литературу.

Обозначился очевидный парадокс: теория литературной критики разительно не соответствует её реальной практике. Ставя перед собой всё новые – более сложные и специфические – цели, критика оказывается не в состоянии решать свои базовые задачи, выполнять исходные функции, соответствовать требованиям минимум-миниморум.

Возможно ли восстановление профессионального и корпоративного «статус-кво», сформированного лучшими представителями литературно-критического цеха? Возможен ли поворот от паракритики к подлинной критике? Кто знает… Но если возможен, то лишь как очень честный и смелый выбор тех, кто пишет о литературе: служить, а не прислужить; отдавать, а не отнимать; быть, а не казаться.

Подробнее...

Оскорбиновая кислота. О критике ругательной и хамской

Рычал львом знаменитый критик. Другой знаменитый критик рвал в клочья беллетриста. Щёлкали зубами изо всех газетных подвалов. Пороли друг друга перьями.

Алексей Толстой «О читателе»

Правда, сказанная злобно,

Лжи отъявленной подобна.

Уильям Блейк. «Прорицания невинности», 1801

Самые разные преступления инкриминировались литературной критике последних 10-15 лет. Толстожурнальную критику ругали за скучность, многословие и неоперативность освещения литературной жизни. Филологическую критику упрекали в наукообразии, излишней сложности и отсутствии диалога с читателем. Глянцевой критике пеняли на продажность, пустословие и потакание массовому вкусу.

«Состояние критики само по себе показывает степень образованности всей литературы вообще», – справедливо писал ещё Пушкин в «Опыте отражения некоторых нелитературных обвинений». Ключевое слово здесь – «нелитературных», то есть не имеющих прямого отношения к писательству. Но если в пушкинские времена такие обвинения всё же не были системными, то сейчас сформировались в заметную тенденцию.

Подробнее...

Закон и мораль

Оскорбитика – так сокращённо обозначим критику не вообще негативную, отрицательную, но лишённую уважения к автору, часто попросту хамскую, издевательскую, глумливую и всегда – необоснованную, немотивированную, лишённую рациональной аргументации. Как едкая кислота, оскорбитика разъедает литературное пространство, уничтожает живое слово.

С общим определением вроде всё понятно, но возникает целый ряд конкретных вопросов.

• Чем отличается прямолинейная, жёсткая, резкая литературная критика от недопустимо уничижительной, огульно агрессивной?

• Где грань между «текстоубийством» и конструктивным указанием на авторские просчёты, ошибки, неудачи?

• Почему и как сложилась нынешняя явно нездоровая ситуация в сфере профессионального диалога о литературе?

• Как реагировать на эту ситуацию в целом и на оскорбитику в частности? Стоит ли проявлять терпимость, снисходительность к некачественным произведениям и бездарным писателям?

При кажущейся размытости и неопределённости понятие оскорбления в бытовом обиходе толкуется на самом деле просто: оскорбление – это любое слово или выражение, содержащее обидную характеристику адресата и наносящее ему моральный урон.

Подробнее...

Возврат бурениных-авербахов

Вообразим себя персонажами известного фантастического рассказа Акутагавы Рюноскэ «Мензура Зоили», которые плывут на корабле в далёкую древнюю страну Зоилию… Начнём сразу с выдающихся случаев.

В качестве аперитива – несколько фрагментов рецензий члена жюри литературной премии «Национальный бестселлер», самой значимой в нашей стране наряду с «Большой книгой» и «Русским Букером».

До национального бестселлера этому тексту не дотянуться, – херня она и есть херня. ‹…› Говорят, что дети зачитываются. Ну а мы – не дети, а потому говорим: «Миша, отсосите!» (о книге Михаила Елизарова «Мультики»).

Форменное говно и к литературе никакого отношения не имеет. Автор, скрывающийся за этим псевдонимом, – провокатор, – и ссыт (о повести DJ Stalingrad «Исход»).

Тема ебли у Рубанова совсем не разработана, скорей всего, потому что он, наверно, какой-нибудь извращенец, и про человеческие отношения ничего не знает, а какой же это тогда национальный бестселлер? Фуфло полное (о романе Андрея Рубанова «Йод»).

Подробнее...

«Укушенный желаньем славы»

Так Пушкин метко назвал своего обобщённого критика-зоила, имея в виду стремление к публичности, достигаемое такими вот низменными и неприглядными средствами. Обычно тщательно скрываемое, это стремление обнажается в мотивах поведения и в направленности высказываний. «Жёсткая правда» и отчаянно декларируемая «беспристрастность» на поверку оказываются просто злобным самовыражением закомплексованного человека, примитивным сведением счётов и плохо скрываемой завистью. Лихая гоп-компания критиканов как минимум на половину состоит из клонированных Сальери.

Типична и такая ситуация. Некто, возомнивший себя талантливым прозаиком, представляет рукопись на рассмотрение и получает отказ редактора, которым является состоявшийся, признанный писатель. И вот однажды этот некто становится – правильно! – членом жюри литературной премии, на которую номинировано произведение самого отказавшего. Ну как тут не расправить плечики и не размять пальчики? Соблазн велик, устоят немногие. Оскорбитика, как вообще любая речевая агрессия, имеет циклический характер и действует по принципу бумеранга.

«Укушенный желаньем славы» критикан превращает анализ недостатков произведения не только в словесный мордобой, но и в демонстрацию своего превосходства, в психологический прессинг, в публичную рисовку. Затем жест дидактически указующий превращается в жест оскорбительно неприличный: хамская критика как демонстрация среднего пальца. Хотя, может статься, у неё вообще все персты – «мизинцы Булгарина».

Подробнее...

Литературно-критическое оборзение

В «лихие 90-е» литкритики вслед за рэкетирами, «братками» и нарождающимися коммерсантами переняли сленг, просторечие, вульгаризмы как ведущую и узнаваемую манеру речи.

Элементарная невоспитанность просматривается в очень примитивном, но часто применяемом переходе на личности – прямых обвинительных выпадах, ругательных эскападах.

По содержанию это чаще всего

• указания на отсутствие у автора таланта (бездарь, графоман, посредственность);

• уничижительные обозначения, именования (госпожа авторесса, поэтка, незадачливый беллетрист, горе-литератор, мальчики из раздела прозы);

• употребление пренебрежительно-уменьшительных суффиксов (романчик, стишки, поэмка, повестушка, текстик);

• использование вульгаризмов, грубого просторечия (пописывать, накалякать, кропать, сварганить, состряпать, нашпиговать);

• издевательское словотворчество (стихочтиво, литературный секонд-хенд, попсово-элитарная премудрость);

Подробнее...

Трусливое воинство

Явный непрофессионализм оскорбительной критики обнаруживается прежде всего по отсутствию аргументов либо их подмене ярлыками и субъективной эмоциональностью. Ещё в 1760-х гг. Дени Дидро в философском диалоге «Племянник Рамо» вывел обобщённый образ гонителя творческих личностей, который называет себя «храбрым вождём трусливого воинства». По сути, это социальный паразит, кормящийся от чужого труда, чужого творчества, чужой судьбы.

Компетентный специалист обосновывает свои позиции, приводит конкретные доводы, некомпетентный – просто клеймит произведения ничего, по сути, не значащими словами: низкопробный, вторичный, однобокий, рыхлый, бессмысленный, примитивный, нечитабельный.

Въедливый профессионал оперирует литературоведческими терминами и категориями, банальный зоил – заменяет их заполошными выкриками вроде редкостная ерунда, стыдно за автора, читать такое просто страшно, это чудовищный кошмар, сюжетец так себе, извращённая псевдоинтеллектуальная мертвечина, картонные идиотические персонажи, тупейшие напыщенные диалоги…

Подробнее...

Невеликий комбинатор

Оскорбительная критика сопряжена также с извлечением выгоды. У критикана всегда имеются побочные мотивы и дополнительные стимулы ругать, издеваться, порочить:

• безнаказанность («Ничего мне за это не будет!»);

• месть («Вот удачный повод свести личные счёты!»);

• рисовка («Я смелый / влиятельный / остроумный»);

• дурное настроение («Всё достало!»);

• борьба за влияние, ресурс, иерархию («Сейчас они у меня, голубчики, попляшут…»);

• уже упомянутая зависть («Почему я не могу писать так же, как автор X.?»).

Как распознать побочную мотивацию? Часто она обнаруживается в нездоровом интересе к частной жизни писателя, в упоминании каких-то внелитературных либо недостойных (с точки зрения критикана) занятий:

Гламурная молодая особа, пописывающая статейки для русской версии «Космополитена» и сочиняющая стишки о пленительной загранице.

Подробнее...

Инвектократия

Выход отдельных примеров оскорбитики на уровень социокультурных обобщений позволяет говорить об инвектократии – утверждении инвективы как доминантного речевого кодекса и легитимной поведенческой стратегии. Критиканство становится самодовлеющим форматом публичного диалога о литературе.

Инвектократия замещает свободу слова словесным произволом, исходя из ложного постулата: якобы правду можно высказать только с помощью оскорблений и обвинений.

Инвектократия подменяет демонстрацию профессиональной компетенции языковым насилием, репрессивной словесной властью, деструктивным речевым воздействием.

Инвектократия создаёт пространство смысловой пустоты, семантического вакуума, поскольку не генерирует ничего нового, полезного, значимого, вызывая лишь искусственный всплеск негативных эмоций и нездоровое брожение умов.

И ещё: сохраняя неизменность сути, инвектократия постоянно мимикрирует, подстраивается под модные образы, тенденции, стили и наращивая речевой потенциал. Так в каждой последующей модели бритв увеличивается количество лезвий. В моде то горластый провокатор, то играющий словесными мускулами брутальный «правдоруб», то доходящий до полного бесстыдства циник, то змееподобный «Макиавелли»… Все узнаваемые, в общем-то, типажи.

Подробнее...

Метафизика критиканства

Каковы внутренние механизмы и особенности оскорбитики в современном культурном пространстве?

Казалось бы, запрет на хамство в профессиональном диалоге – железная аксиома. Однако в обыденном сознании неизменно живёт интерес ко всякого рода скандалам. Причина известна и очевидна: словесная грязь может быть болезненно привлекательной – и её «потребитель» часто впадает в эйфорию, заворожённый чужими склоками, как телезритель – кадрами криминальной хроники или репортажа с места катастрофы. И противно, и любопытно.

Кроме того, «героями» здесь нередко становятся те, кто громче крикнет, смачнее выругается, злее припечатает – такова грешная человеческая природа. Срабатывают также механизмы коллективного поведения и цепной реакции: «Я работаю в хору: все орут – и я ору».

Наконец, бытует достаточно устойчивое мнение, будто разгромная критика стимулирует сочинителя к повышению качества произведений и развивает самокритичность. Здесь вспоминается знаковое стихотворение Байрона «На смерть поэта Джона Китса».

Подробнее...

«Не трогай мои круги!»

А что же сами литераторы? В былые времена они обрушивались на критиков-зоилов едкими эпиграммами, фельетонами, открытыми контрвыступлениями в прессе. В числе обличителей – Пушкин, Баратынский, Тургенев, Тютчев…

Константин Случевский под градом насмешек журнала «Искра», публиковавшего неудачные фрагменты его стихов, надолго исчез из литературного пространства, но затем выпустил три брошюры под общим названием «Явления русской жизни под критикою эстетики» (1867) – против неэтичных выступлений Чернышевского и Писарева.

Пускай от зависти сердца зоилов ноют.

Вольтер! Они тебе вреда не нанесут…

Питомца своего Пиериды покроют

И Дивного во храм бессмертья проведут!

Фёдор Тютчев

Тургенев в 1878 году написал сатирическую миниатюру «Писатель и критик».

Подробнее...

Выйти из зоны зла

28 марта 1936 года в ленинградском Доме писателей произошёл из ряда вон выходящий случай: прямо из зала собрания, на котором обсуждалась борьба с формализмом в литературе, исчез прозаик Леонид Добычин…

Его и раньше дружно травила советская критика, обвиняя в подражании Джеймсу Джойсу (Ефим Добин), именуя не иначе как «наш ленинградский грех» (Наум Берковский). «Шестнадцать истерик (рассказов) этой позорной книги представляют, собственно говоря, разговоры ни о чём. Купола, попы, дьяконы, ладан, церковная благодать, изуверство, увечные герои и утопленники наводняют эту книгу», – злобствовал Осип Резник на страницах «Литературной газеты».

…После разгромного обсуждения дали наконец слово писателю. Добычин поднялся на кафедру, обвёл взглядом толпу своих хулителей и после паузы глухим голосом произнёс всего одну фразу: «К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться». После чего вернулся в зал – и… больше его никто никогда не видел. По одной версии, Добычин утопился в Неве, по другой – уехал неизвестно куда.

Подробнее...

Кругом одни эксперты!

Вопрос о роли, статусе, полномочиях экспертов в современном мире изначально ставился применительно к политике и экономике. Ещё в 1972 году вышла фундаментальная работа американского социолога Бернама Беквита «Правление экспертов», а примерно с конца 2000-х стали говорить об экспертократии как агрессивной власти экспертов. В 2009 году вышла книга Андрея Ашкерова «Экспертократия: управление знаниями. Производство и обращение информации в эпоху ультракапитализма» – первое системное исследование этой проблемы в России.

Затем начались разговоры о профессионализме, качестве оценок и собственно экспертизе в литературной сфере. При этом понятия критик и эксперт часто отождествляются, употребляются как синонимичные и взаимозаменяемые. Конечно, искусствоведческая внесудебная экспертиза литературного труда имеет нечёткие границы; не существует общепринятых, универсальных и законодательно закреплённых критериев оценки качества творческого письма.

Даже в эпоху цифровых технологий «мензура Зоили», «изпитал» – приборы для измерения художественной ценности произведений – существуют лишь в фантастике Акутагавы Рюноскэ и братьев Стругацких.

Подробнее...

Судить да рядить

Вначале уточним основные слова, о которых пойдёт речь: специалист, профессионал, эксперт. Обращение к толковым словарям позволяет определить специалиста как работника в области какой-либо специальности; профессионала – как человека, умело владеющего своим делом; эксперта – как специалиста, дающего заключение при рассмотрении каких-либо вопросов. Выходит, что специалист – это прежде всего знаток; профессионал – мастер; эксперт – судья.

Эксперт – от лат. expertus – знающий по опыту, изведавший ← expehor – подвергать испытанию, испытывать. Синонимы в русском языке: знающий, сведущий, осведомлённый.

Этимология понятия указывает на то, что эксперт должен быть опытным (сведущим, наторелым); пытливым (внимательным, дотошным); испытывающим (проверяющим, уточняющим что-либо).

От человека, просто имеющего мнение по какому-либо вопросу, эксперт отличается тем, что его деятельность связана с обобщением и предъявлением обобщённого, основана на авторитете и определённых полномочиях. Иначе говоря, эксперт выступает от имени некоего «профессионального большинства», «цеха специалистов» и выражает не единоличную позицию, а точку зрения группы авторитетов. Компетенция эксперта = знания о предмете + обладание сведениями, необходимыми для принятия решений + владение методологией оценивания, вынесения заключений.

Подробнее...

Зомбимир

Итак, одна из насущных проблем современного российского общества – проблема справедливости распределения информационных ресурсов.

Налицо очевидный парадокс: при разнообразии и неуклонном росте информационных источников реальный доступ к ним и, соответственно, право знания и право голоса имеет избранное меньшинство. Прямая предпосылка для превращения эксперта в экспертократа – немотивированно привилегированный доступ к средствам массовой коммуникации, публичным площадкам. Экспертократия затрудняет распределение знания между его возможными носителями, потому что исключает плюрализм мнений, множественность позиций, вариативность оценок. Выражение мнения выглядит здесь примерно так: «Я прав, потому что работаю на телевидении / вхожу в жюри престижной литературной премии / знаком с влиятельным господином N. / имею учёную степень…»

Интернет едва ли можно считать решением данной проблемы. Вопреки поверхностным представлениям, виртуальная коммуникация анонимна и замкнута, даже блоги «интеллектуальных профи» с тысячами подписчиков – скорее секты, чем настоящие экспертные сообщества.

Подробнее...

«Кукол дёргают за нитки…»

Другая проблема – неоправданное расширение сферы экспертного оценивания.

Современному человеку активно внушается мысль о том, что без специальной помощи, профессиональных советов, консультаций знатоков он ничего не смыслит, ни в чём не разбирается, не может самостоятельно принимать решения. Для понимания искусства нужны литературные, кино- и арт-критики, для «эффективного шопинга» – персональные стилисты и продавцы-консультанты, для успешной карьеры – коучи и тайм-менеджеры, для правильного общения с людьми – психологи, астрологи и т. д. Даже написать посвящение в книге – и то навязали алгоритм.

Раньше эксперт скрывался в таинственной тени рабочего кабинета и являлся публике в чопорном облике «учёного парика». Пространство его присутствия ограничивалось университетской кафедрой, научной лабораторией, художественной мастерской и прочими строго определёнными социальными локусами.

Подробнее...

Костюмированный бал

Третья из обозначенных проблем – немотивированное присвоение экспертных статусов. Называть себя экспертом нынче актуально, престижно, модно. Но реальное соответствие – под большим вопросом. Экспертов всё больше, а профессионалов всё меньше.

Зачастую экспертократ, вопреки декларированным знаниям и компетенциям, оказывается… заурядным дилетантом. Эксперт-непрофессионал – новая норма современности, абсурдная в системе исходных понятий. Возникают и множатся квазиобразы: эксперт-любитель, эксперт-универсал, эксперт по экспертам…

Не менее типичный случай – делегирование экспертных полномочий не на основании компетентности специалиста в конкретном вопросе, а на основании внепрофессиональных факторов: известности, богатства, авторитета в какой-то иной сфере. Сегодня никого не удивляют политик в роли писателя, рок-музыкант, архитектор, «светская львица» в составе жюри литературной премии, фотомодель в амплуа ведущей интеллектуальной телепередачи, спортсмен на должности политического аналитика. Чтобы учить и лечить, ещё требуется хотя бы показать диплом, а судить и оценивать давно уже можно с любым дипломом или вовсе без него. Глянцевые журналы пестрят публикациями вроде «Пять автобиографий: выбор Николая Сванидзе» или «Пять книг о светской жизни: выбор Евгении Миловой».

Подробнее...

Экзаменационная комиссия

Экспертократия процветает также в условиях переизбытка информации и перепроизводства текстов. Сейчас как никогда актуальна проблема качественного отбора литературных произведений. Знаменитый писатель и культуролог Умберто Эко предложил «теорию децимации»: достаточно прочитать одну книгу из десяти. Диктатура экспертов кажется решением этой проблемы. Им вроде как «законом предначертано» совершать акты книжной децимации. Эксперт бьётся с Графоманом на ристалище Культуры – картина маслом. Но всё ли так на самом деле?

Стоит почитать тексты, прошедшие экспертный отбор, – и оказывается, что бездари частенько просачиваются сквозь фильтр, а талантливые авторы наталкиваются на такие барьеры, что не преодолеет и олимпиец Бубка. Состоявшиеся, признанные авторы вынуждены бесполезно растрачивать силы и время на то, чтобы вновь и вновь доказывать легиону экспертов свою творческую состоятельность, сдавать бесконечные экзамены на «профпригодность».

Если в прежние времена литератор держал речь в Академии искусств, в советскую эпоху в роли экзаменатора у нас выступал худсовет, то сейчас это чаще всего массовый – неперсонифицированный и анонимный – адресат.

Подробнее...