Уроки Совы Филиновны

Сцена 1. Верден

Трюизмом, не требующим доказательств, является тот факт, что война 1914–1918 годов перевернула само понятие о времени в военном смысле, в особенности представление о продолжительности боев. В течение многих тысяч лет сражение, как бы ни был велик его масштаб, длилось лишь часами. Так было в прошлом столетии, хотя отдельные сражения со времен Наполеоновских войн разрастались, захватывая даже целый день — например, Лейпциг или Геттисберг.

Русско-японская война внесла уже коренные изменения: здесь бои тянулись неделями. Когда разразилась Мировая война, обычной меркой сделались уже месяцы, так как бои перерождались в осады, хотя за это их не признавали сражениями и с научной точки зрения к ним так не подходили. Будем надеяться, что перемена эта временная — ведь количество еще не означает качества, а продолжительность приводит к неподвижности и нерешительности, что неизбежно становится отрицанием всякого военного искусства. Таким образом, и с точки зрения военной науки, и с точки зрения расхода человеческих жизней длительные сражения — безусловно плохие сражения.

Затягивание боев также усложнило работу военного историка. Если он не собирается наполнять толстые тома чрезмерными подробностями, ему будет очень трудно выбрать характерные моменты разбираемой операции, когда их или нет совсем, или так много, что они грозят затопить собой все. И четкость в изложении будет потеряна.

Из всех так называемых «сражений» Мировой войны все рекорды продолжительности побил Верден: эта операция продолжалась с 21 февраля до 21 декабря 1916 года. Даже если конечной датой сражения взять день прекращения германского наступления, а французское контрнаступление рассматривать как отдельную операцию, то все же продолжительность этого сражения будет 7 месяцев.

Выделить в этом сражении какие-либо исторические даты тем более трудно, что ни одно из сражений Мировой войны не было более героическим, вернее, более драматичным в своем развитии. И ни одно из сражений так сильно не привлекло к себе симпатии наблюдавших за его ходом наций. Это была величайшая жертва Франции и ее величайший триумф. Весь свет отдал должное ее блестящему достижению.

С 25 февраля и дальше вплоть до 23 июля имел место ряд кризисов, и многие французские авторитеты останавливаются на этой последней дате как на основной. Но кому, как не германцам, лучше знать момент, когда прилив действительно повернул против них?

Такой выдающийся критик, как генерал фон Цвель, считает, что действительный поворотный пункт был 9 марта, когда германцам не удалось овладеть Кот-дю-Пуавр. 4 марта германский кронпринц обратился к своей армейской группе с призывом напрячь все силы и овладеть Верденом — «сердцем Франции». 6 марта после двух дней артиллерийской подготовки этот новый удар не удался, а к 9 марта окончательно выяснилась вся тщетность попытки.

Эта дата затрагивается также при определении, чем руководствовалось германское главное командование, организуя атаку Вердена. Генерал Фалькенгайн, начальник Большого Генерального штаба и офицер, отвечающий за ее планирование, категорически утверждал, что цель этой операции — заставить Францию истечь кровью, выбрав объектом атак такой пункт, за удержание которого французское командование будет драться до последнего. Фалькенгайн ссылался также на документ, составленный им на Рождество 1915 года в подтверждение своих доказательств, что для достижения этой цели нет никакой необходимости в широком прорыве.

Но, несмотря на послевоенные заявления Фалькенгайна, вопрос о первоначальной цели этой операции все еще вызывает сомнения. Выдающийся германский критик полковник Ферстер указывал, что трудно примирить заявления Фалькенгайна с тем, как эта операция проводилась в жизнь. Он утверждал, что первоначально операция мыслилась исключительно в виде быстро развивающегося удара с целью решительного прорыва. Он приводил выдержки из личного приказа Фалькенгайна от 27 января 1916 года и его уничтожающие критические пометки на полях донесения, присланного штабом кронпринца 31 марта, — донесения, объясняющего причины неудачи. Это показывает, что Фалькенгайн рассчитывал на безудержное и непрерывное наступление.

Поэтому есть основания подозревать, что действительный замысел, лежавший в основе плана, заключался в возрождении идеи двойного охвата — «Седана», к которому немцы стремились еще в сентябре 1914 года. Теперь эту попытку можно было организовать с более явными перспективами успеха, так как участок предстоявших действий был больше выдвинут вперед, чем во времена Марнского сражения. Произошло это из-за клина у Сен-Миеля, вбитого на восточном фланге описываемого участка. А тот факт, что сектор этот пересекался рекой Маас, должен был мешать обороняющимся противодействием смыканию клещей охвата.

Более того, гипотеза эта дает логическое объяснение того, что иначе кажется грубой ошибкой германцев, а именно — организации ими первой атаки только на восточном берегу реки. Но если германцы стремились к «Седану», то они могли рассчитывать, что их атака на восточном берегу привлечет туда французские резервы, а когда разовьется последующая атака на западном берегу, то она легко разобьет тыл французов, используя реку как стену их тюрьмы. Этим не только отрезалась часть французской армии, но и остаток ее рассекался на две части, а широкий прорыв привел бы к ликвидации всего позиционного фронта во Франции.

Новый свет на это загадочное сражение проливают немецкие архивы и важные свидетельства — в частности, приведенные в книге Германа Вендта (Hermann Wendt). Этот новый материал дает объяснение нерешительности действий Фалькенгайна и позволяет понять внутренние противоречия немецкой стратегии.

Судя по всему, Фалькенгайн не имел единого ясного курса, а питал надежды на ту или иную случайность, на возможные внутренние проблемы во Франции, вызванные комбинацией естественного упадка сил с активной вражеской пропагандой. Но если даже Фалькенгайн лучше других стратегов понимал значение политических факторов, он не имел никаких ясных идей относительно того, как воздействовать на эти факторы. К сожалению для него, его исполнительные подчиненные видели только военную перспективу. План, составленный начальником штаба кронпринца Шмидтом фон Кнобельсдорфом, далеко отклонялся от направления мысли Фалькенгайна. Этот план предлагал окружение Вердена энергичной атакой с обоих флангов, «дабы избежать длительного сражения и непредсказуемого расхода сил».

Но столь далеко идущая азартная игра не соответствовала стилю и мышлению Фалькенгайна, поэтому он отменил план атаки на восточный фас выступа — очевидно, надеясь контролировать порывистого командующего, плотно держа свою руку на резервах, предназначенных для развития операции. В достижении этой цели, как и в остальном, ему было суждено потерпеть неудачу. Трудно определить, была ли эта неудача вызвана его собственными ошибками или же неспособностью контролировать действия подчиненных. Подчиненными королевской крови было трудно управлять, а положение Фалькенгайна было не настолько устойчивым, чтобы позволить себе в этой ситуации оказывать на них сильное давление. Но, вне зависимости от его неудач, Фалькенгайн, по крайней мере, имеет приоритет использования нового принципа в тактике.

Германское наступление должно было основываться на мощности огня, а не на мощности живой силы. Основным выразителем его должна была явиться интенсивная артиллерийская бомбардировка, причем сравнительно небольшая длительность этой подготовки должна была возмещаться числом батарей и их скорострельностью. Этим немцы пытались обеспечить себе огромное преимущество внезапности, которое неизбежно терялось при артиллерийской подготовке в течение нескольких дней или даже недель. Именно так союзники действовали в сражениях у Лооса и в Шампани — и, несмотря ни на что, еще будут действовать на Сомме.

Чтобы повысить свои шансы на внезапность, немцы не устроили ни одного из обычных «исходных для штурма» окопов в непосредственной близости от расположения противника. Они всецело полагались на то, что чудовищная артиллерийская бомбардировка позволит их пехоте пройти широкую полосу «ничьей» земли, не встретив серьезного сопротивления, хотя местами полоса эта достигала до полумили ширины.

Труднее было сохранить в тайне подготовку тыла к этой операции. Но хотя разведывательный отдел французского Генерального штаба смог разгадать намерения германцев, оперативный отдел не обратил никакого внимания на эти предупреждения. 1 февраля к Вердену была послана горстка сил — две территориальных дивизии, и лишь в последнюю минуту туда были подброшены соответствующие подкрепления — 2 армейских корпуса. Даже когда первый из этих корпусов прибыл к месту назначения, на правом берегу реки Маас оказалось только 3 дивизии, на левом — 2 дивизии, а южнее крепости — 3 дивизии, фронтом на восток. Резервов вовсе не было. Нетрудно угадать, что могло произойти, если бы наступление германцев началось 13 февраля, как вначале и намечалось, еще до прибытия этого первого корпуса. Плохая погода в двойном смысле спасла обороняющихся, так как она мешала и выдвижению вперед тяжелых немецких орудий.

Есть и другая крайне важная сторона подготовительной фазы Верденской операции, которая сравнительно мало изучена. Поспешные обобщения, сделанные на основании легкого падения бельгийских и русских крепостей, оказали большое влияние на последующее критическое положение Вердена. Вначале французские крепости не входили в ведение полевой армии, но Жоффр воспользовался примером Льежа и Намюра как предлогом, чтобы убедить французское правительство «деклассировать» Верден как крепость. Добившись в августе 1915 года передачи Вердена в свое ведение, Жоффр постепенно начал выкачивать из него людей и оружие.

Извлечение оттуда орудий продолжалось до 30 января 1916 года, а казематами стали просто пользоваться как укрытиями для войны. Вместо круговой обороны за фортами устроили один ряд окопов, а в тылу в порядке была только еще одна вспомогательная линия окопов.

Для защиты этого значительного фронта генерал Эрр, командовавший на этом участке, не имел ни достаточного числа людей, ни материалов, чтобы занять этот фронт или держать его в удовлетворительном оборонительном состоянии. Проволочные заграждения были несовершенны, а окопы имели редкие укрытия, мало защищавшие от снарядов. Неудивительно, что, когда разразился удар, окопы были сравнены с землей.

Резким контрастом явилась исключительная непроницаемость фортов. Форты Дуомон и Во попали в руки германцев, а когда в октябре они были отбиты, то французы убедились, что месяцы чудовищной бомбардировки почти не оставили на них никакого следа. Подземные убежища совершенно не были тронуты, ни одна орудийная башня не была разрушена, и лишь немногие казематы приведены в совершенно неисправное состояние. Горькая ирония судьбы! Французы сами, вследствие поспешного вывода, что крепости бесполезны, отбросили в сторону свой щит и стали мишенью.

Первоначальный комендант крепости, генерал Кутансо, не разделял этого вывода. Он осмелился отстаивать свою точку зрения перед парламентской делегацией, идя наперекор командующему армейской группой генералу Дюбайлю. В итоге он не только получил выговор, но и был смещен. Некоторое время носились слухи о неудовлетворительном состоянии оборонительных сооружений Вердена, проникнувшие даже в Париж, и в декабре Галлиени в качестве военного министра написал Жоффру, спрашивая разъяснений на этот счет и требуя, чтобы укрепления эти были усовершенствованы. Ответ Жоффра можно застеклить и повесить в рамке в бюрократических учреждениях всего мира, чтобы служить образцом ответа не по существу, простой отписки.

Опровергая соображения, высказанные Галлиени, Жоффр добавлял:

«Но поскольку мнения эти основываются на донесениях, которые ссылаются на недочеты в состоянии обороны, я предлагаю вам… установить авторов этих донесений. Я не могу под своей командой терпеть солдат, которые выдвигают перед правительством жалобы или протесты, касающиеся выполнения моих приказов, пользуясь для этого иными путями, чем обычные доклады по инстанциям… В основе этого лежит расчет подорвать основы дисциплины в армии».

Противнику скоро было суждено развенчать его доктрину «непогрешимости», а восстания 1917 года должны были доказать, что бездарность генералов и свобода их в обращении с человеческими жизнями являются наиболее действенными факторами в деле подрыва дисциплины в армии. Но возмездие обычно приходит поздно. Полковник Дриан, депутат в парламенте от города Нанси и известный военный писатель, предупреждавший о несовершенстве укреплений Вердена, пал первой жертвой пренебрежительного к ним отношения, а Жоффр на время покрыл себя новыми лаврами и приобрел еще большую популярность за героическое заклание Дриана и его товарищей по оружию.

В четверть восьмого 21 февраля, сухим морозным утром, началась германская бомбардировка на обоих берегах реки Маас, захватившая фронт протяжением в 15 миль. Твердо и планомерно окопы и проволока были сравнены с землей или вздыблены в кучи хаотически перемешанной земли. «Воронки, сделанные тяжелыми снарядами, придали всей местности сходство с поверхностью Луны».

Хотя бомбардировка такой силы после февраля 1916 года стала обычным явлением, тогда она была новинкой и потому произвела большое впечатление. Бомбардировка не прекращалась, и к 4 часам дня ураган огня достиг апогея. Прошло еще три четверти часа, и тоненькая стрелковая цепь германской пехоты поползла вперед. Вначале ее движение было даже не замечено. За первыми пехотинцами следовали группы гранатометчиков и огнеметчиков, целью которых было подавить сопротивление на французских передовых позициях, пока не подойдет остальная пехота. Такая система наступления экономила жизни солдат. Она также подчеркнула необычный эффект германской артиллерийской бомбардировки — хотя местами артиллерия противника серьезно страдала от меткого контрбатарейного огня французской артиллерии.

Первая германская атака велась только 6 дивизиями и только на фронте протяжением в 4,5 мили, между Буа-де-Амон и Хербебуа — на восточном берегу реки. На таком узком фронте отдельные уцелевшие группы французов причиняли больше задержек, чем это имело бы место при разумной ширине фронта атаки. Вдобавок зимний день был короток, и темнота приостановила атаку после овладения передовыми окопами. Но на следующий день наступление развернулась еще шире. С этого дня и до 24-го числа фронт обороны французов постепенно, но верно рушился.

Французские командиры попросили у командования разрешения эвакуировать долину Вёвр и оттянуть линию фронта назад на высоты по правому берегу реки Маас. Даже этот отход должен был, как они полагали, явиться вступлением к эвакуации всего правого (то есть восточного) берега реки Маас.

Но вдали от фронта едва ли отдавали себе отчет в серьезности обстановки. Оперативный отдел продолжал заверять, что Верденское наступление — просто демонстрация с целью замаскировать настоящий удар, готовящийся в Шампани. Даже когда дошли слухи о том, что Верденский фронт поддается и начинает крошиться, на Жоффра это не произвело почти никакого впечатления и не создало ему беспокойства. Наконец, уже вечером 24-го числа генерал де Кастельно, которого со времени его назначения начальником французского Генерального штаба искусно изолировало всегда ревнивое и рьяное entourage Жоффра, решился на самостоятельный шаг. Непосредственно отправившись к Жоффру, он добился разрешения последнего послать армию Петэна на защиту Вердена.

Еще более тревожные донесения поступили позже, и в 11 часов вечера де Кастельно с беспримерной дерзостью потребовал, чтобы дежурный офицер постучал в закрытую дверь спальни Жоффра и разбудил его. Прежде чем «великий» человек вернулся досыпать свою неизменную порцию сна, он разрешил де Кастельно отправиться в Верден, не ограничивая ничем его полномочия. Покинув той же ночью Шантильи, де Кастельно несся на автомобиле к штабу командующего армейской группой Лангля де Кари. Жоффр за это время протелеграфировал, что фронт севернее Вердена должен удерживаться во что бы то ни стало. «Каждый командир… отдавший приказ об отступлении, будет подвергнут военному суду». Он предоставил Ланглю де Кари решить, следует ли оттянуть правый фланг назад или отойти на высоты на берегу реки Маас, и последний действовал в связи с этим разрешением.

Первый день, проведенный де Кастельно в Вердене, сулил мало радости. Дело в том, что 25-го числа имело место странное происшествие с фортом Дуомон, знаменовавшее первый кризис долгого сражения. Как и большинство других фортов, этот форт не имел гарнизона, за исключением команды в 23 артиллериста, занимавших одну башню. Но все же, когда прилив германского наступления докатился до форта, генерал Кретьен, командовавший правым сектором, отдал приказ, которым линия фортов назначалась главной линией сопротивления.

Приказ был отдан незадолго до полуночи 24-го числа. К несчастью, штаб ждал составления нескольких схем для приложения к приказу и тем самым задержал передачу его частям до 9:45 утра 25 февраля. За это время дозор бранденбуржцев, увидев, что подъемный мост опущен и нет никаких признаков оборонявшихся (артиллеристы спали там, где были, мертвым сном), вошел в форт и овладел им без единого выстрела.

Торжествующее сообщение германского правительства трубило о захвате Дуомона «штурмом» в присутствии кайзера. Этот образчик официальной напыщенности оказался превзойденным и еще более смешным, когда вследствие плохо понятого донесения, переданного по телефону, правительственное сообщение от 9 марта объявило о захвате форта Во — опередив таким образом фактические события на три месяца. Но квинтэссенция этого анекдота достигла апогея, когда командир дивизии, который передавал донесение, и офицер, который не взял форта, получили от кайзера высший прусский орден «Pour le merite». И испорченный телефон иногда бывает полезен!

25 февраля Петэн принял командование над Верденом, и в тылу стало собираться ядро резервной армии. Первая задача, разрешением которой пришлось заняться Петэну, относилась скорее к снабжению, чем к обороне. Огонь германских тяжелых орудий нарушил все пути подвоза, за исключением одной слабой железнодорожной ветки и шоссе от Bap-ле-Дюк к Вердену. Последнее вошло в историю под названием «Крестного пути» или «Дороги в рай».

Сосредоточение войск бесполезно, если их невозможно кормить и снабжать боеприпасами. Дороги уже не выдерживали напряжения беспрестанного движения. Поэтому сюда были переброшены отряды территориалов, которые должны были чинить дорогу, поддерживать ее в исправности и прокладывать параллельные пути. С этого времени поток сообщений возрос до 6000 грузовиков в сутки. Сам фронт Петэн разделил на определенные секторы, каждый со своей тяжелой артиллерией, и начал новые контратаки. Хотя контратаки эти почти не приводили к выигрышу местности, они смущали атакующих германцев и являлись для них помехой.

Другим фактором, помогавшим французам, было то, что чем дальше германцы продвигались вперед по восточному берегу реки, тем больше они подставляли себя под фланкирующий огонь французской артиллерии, развиваемый через реку.

В итоге время было упущено. Наступление потеряло свой порыв, стало затихать. Как рассказывает нам Цвель, на германской стороне уже стал «проявляться мрачный пессимизм».

Теперь германское командование с опозданием пыталось расширить фронт наступления. 6 марта, после двух дней артиллерийской подготовки, войска кронпринца начали атаку на западном берегу реки Маас, а 8 марта к этому последнему и решающему усилию примкнули и войска на восточном берегу. Успех не оправдал потерь: на западе усилия атакующих разбивались о высоту Морт-Ом, а на востоке — о высоту Пуавр. Все надежды на прорыв померкли, так как оборона французов была теперь укреплена и силы уравновешены.

Что бы мы ни думали о событиях этих дней, не вызывает никакого сомнения, что невозмутимый темперамент Жоффра сыграл большую роль, успокаивая возникшую в те дни панику, а в Петэне он нашел как раз того человека, который был здесь нужен. Вдобавок французам помогли еще две большие удачи: успешное подавление французскими дальнобойными орудиями всех германских 17-см гаубиц и взрыв крупного германского артиллерийского парка близ Спинкура, где хранилось 450 000 тяжелых снарядов. Генерал Палат, к примеру, считает, что оба эти события в совокупности спасли Верден.

Начиная с 9 марта и далее не вызывает уже никаких сомнений, что тактика германцев в первую очередь была нацелена на измор. Поскольку объектом действия являлся Верден, это стало чисто моральной целью. Общественность придавала Вердену символический смысл, несоизмеримо более высокий, чем его действительное военное значение. Надо сознаться, что эта хитрая стратегия почти удалась. Наступления были небольшими, но эффект их был сложным, собирательным, представляя собой сумму многих факторов. Что еще хуже — соотношение потерь было не в пользу обороняющихся: около трех французов на двух германцев. Петэн делал все, что мог, чтобы смягчить тяготы обороны, быстро подавая подкрепления и сменяя измолотые в германском огне части так быстро, чтобы каждая дивизия оставалась в огне минимум времени. Но в результате большая часть французских сил была провернута сквозь эту «мясорубку», а истощение французских резервов почти свело на нет их участие в приближавшемся наступлении на Сомме.

На германской стороне неутешительный исход операции сказался еще раньше. В конце марта Фалькенгайн запрашивал, имеется ли хоть какой-то шанс на успех наступления в пределах разумного времени; как альтернативу он рассматривал одновременную атаку под Ипром. Но кронпринц уверенно заявил, что большая часть французских резервов уже исчерпана, и он «полностью убежден, что судьба французской армии будет решена под Верденом». Кроме того, старая идея относительно единого командования была отвергнута с мотивировкой, что «французские резервы… уже исчерпаны, у них нет больше людей, также как и оборудования и снаряжения». Фалькенгайн согласился с этим.

Таким образом кронпринц при поддержке Шмидта фон Кнобельсдорфа продолжал лить кровь солдат, в то время как Фалькенгайн тратил время на изучение возможных альтернативных вариантов действий. Но к концу апреля бесплодность многочисленных атак и огромные потери сделали ясной необходимость изменения тактики.

Прежняя тактика настолько явно показала свою бесполезность, что даже Шмидт фон Кнобельсдорф согласился с бессмысленностью дальнейших атак. Но когда он посетил Фалькенгайна, намереваясь признать свою неправоту, то обнаружил, что последний также изменил свои взгляды — на полностью противоположные. В итоге Шмидту фон Кнобельсдорфу было предписано продолжить наступление. Но исчерпание германских ресурсов теперь было компенсировано ошибкой Жоффра, приказавшего любой ценой отбить форт Дуомон; Жоффр также сместил Петэна с поста командующего армией и передал район Вердена в прямое подчинение Нивеля. Бросая своих солдат в повторенные бессмысленные атаки, Нивель теперь играл на руку Фалькенгайну.

7 июля после героического сопротивления, форт Во действительно пал. Из-за новой германской телефонной ошибки опять боевую награду получил не тот офицер. Но успех этот позволил германскому приливу затопить большую полосу местности. Испуганным наблюдателям казалось, что это действуют стихийные силы, а не простые люди. 11 июня Петэн был вынужден попросить Жоффра поторопиться с «освободительным» наступлением на Сомме. 20 июня немцы впервые использовали снаряды с новым отравляющим веществом дифосгеном, и им удалось парализовать французскую артиллерийскую поддержку.

23 июня было днем последнего кризиса. В этот день наступление привело германцев почти к высоте Бельвиль, последнему внешнему укреплению Вердена. Беспрестанные контратаки Манжена смогли только затормозить это наступление, и Петэн все подготовил для эвакуации восточного берега, хотя не показывал войскам никаких признаков беспокойства и все время повторял бессмертные теперь слова «On les aura!»

Но в стратегическом отношении оборона достигла своей цели, так как на другой день, 24 июня, Фалькенгайн остановил поток боеприпасов, притекавших в Верден. В этот день на Сомме британцами был открыт артиллерийский огонь — подготовка к долго готовившейся атаке, которая наконец началась 1 июля.

С этого дня германцы в Вердене не получали свежих дивизий, и их наступление буквально умерло от истощения. Этим была подготовлена почва для осенних блестящих контрударов французов, которые большими кусками вернули себе все, что раньше теряли по крохам.

Не будет унижением для честной обороны признание, к которому мы должны прийти: во-первых, Сомма спасла Верден, во-вторых, германцы, отказавшись от возможного и быстрого успеха и развив наступление на слишком узком фронте, четырьмя месяцами раньше были на волосок от успеха!