Уроки Совы Филиновны

РЕФЕРАТ ПО ИСТОРИИ "БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ И МЕЦЕНАТСТВО В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ"

Покровительство поэтам приближенного римского императора Ав­густа сделало имя Меценат нарицательным. Включение этого слова в обиход в России, возраст этого понятия не адекватен фактической богатейшей истории отечественного меценатства. Так, в «Толковом словаре» В. И. Даля (2-е изд., 1881) слово «меценат» еще отсутствует. Не найдем мы его и в речи В. О. Ключевского «Добрые люди древней Руси». Выдающийся русский историк использует другое понятие — «благотворительность».

Мысль Ключевского о принципиальном бес­корыстии благотворителя в соответствии с требованиями этики, сло­жившимися на Руси, очень важно для нас. Родство понятий «меце­натство» и «благотворительность» позволяют увидеть корни послед­него в глубине столетий.

Милосердие — глубоко естественная потребность человека. Это — традиционная, веками складывавшаяся черта русского наро­да, проявлением которой является благотворительность. Сегодня Русской православной церкви вернули право на благотворительную деятельность среди верующих и неверующих, в больницах, армии и местах заключения. Распространение частнопредприниматель­ской деятельности в современной России в последние 15 лет делает актуальным вопрос о нравственной ответственности перед обще­ством человека, владеющего значительными материальными ценно­стями. Все эти факторы способствуют возникновению интереса к богатому историческому опыту меценатства и благотворительности в России.

Русская православная церковь и традиции благотворительности

На Руси традиции благотворительности восходят к деяниям рус­ских князей и иерархов Русской православной церкви. Традиция от­носит начало благотворительности ко времени святого Владимира — первого христианского князя, чья забота о бедных и мягкость харак­тера, по словам летописца, «выходила даже из пределов государствен­ной пользы». Центрами благотворительности и милосердия на Руси на протяжении многих веков были русские монастыри. Они являлись уникальными культурными центрами, там располагались библиоте­ки, собрания икон, мелкой пластики, ювелирного искусства. Церковь и монастырь были центрами духовного притяжения, оказывавшими огромное воздействие на нравственный мир людей.

Подвижник Русской православной церкви Святой Стефан Перм­ский знаменит не только тем, что создал азбуку для пермяков, был миссионером и просветителем, но и тем, что в годы неурожаев заку­пал хлеб в других землях и кормил голодающую паству. Преподоб­ный Сергий Радонежский проповедовал благотворительность как одну из главных задач русского православного монастыря. Призывал и завещал «нищих и странных (странников) довольно успокоевати и подавати требующим», связывая с исполнением этого христианско­го долга будущее процветание обители. Епифаний Премудрый, вы­дающийся писатель Древней Руси, автор Жития Сергия Радонежско­го, вкладывал в помышления Сергия после принятия им игуменства поразительную программу монашеской жизни, среди важнейших направлений которой — «ив бедах теплии избавителие и от смерти скории заступницы на путех и на мори нетруднии шественницы, не- достаточествующим обильнии предстателие, нищим кормители, вдо­вам и сиротам неистощимое сокровище». Кто бы ни был автор этих слов — сам ли Сергий или его ученик Епифаний, реконструирующий в житии мысли и слова Сергия, — в них чисто русское понимание благотворительности и служения людям.

Один из выдающихся деятелей Русской православной церкви XV в. — Иосиф Волоцкий, основатель Иосифо-Волоколамского монастыря, был и государственным, и церковным деятелем. Историки спорят, кто был прав в споре Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, сторонника «нестяжания» церковью богатства. Казалось бы, в отличие от живших лишь духовными интересами нестяжателей, иосифляне выглядят в этом спо­ре менее привлекательно; стремились к созданию крупных монастырей, их обогащению, развитию — к накоплению богатства. Для истинно ве­рующего православного русского человека «стяжание» — недостаток, грех, стремление к власти и богатству ради богатства — грех.

Будучи не только просветителем и деятелем церкви, но и челове­ком весьма предприимчивым, Иосиф Волоцкий стремился к богатству (не личному, а вверенного ему монастыря) не во имя богатства, а во имя расширения возможностей для творения благих и Богу угодных дел. Хозяин и строитель, он не только принимал пожертвования лю­дей. Во время голода Иосиф широко отворял житницы монастыря: кормил в день до 700 человек; до 50 детей, брошенных родителями, собрал в устроенный им приют. Когда не было хлеба, он приказывал покупать, не было денег — занимать и «рукописи давати», дабы «ник­то не сшел с монастыря не ядши». Но не только голод пробуждал бла­готворительную деятельность Иосифа. Для окрестного населения монастырь всегда являлся источником хозяйственной помощи. Про­падала ли у крестьянина коса или другое орудие, крали ли лошадь или корову, он шел к «отцу» и получал «цену их».

Милосердие как образ жизни, благотворительность как естествен­ная потребность души — постоянные спутники Русской православ­ной церкви на протяжении более 1000 лет ее существования.

Появление меценатства

В XVII в. в России впервые появляется меценатство — покрови­тельство художникам, деятелям культуры, учебным заведениям. Пер­выми меценатами были представители дворянства: И. И. Шувалов, П. Демидов, оказавшие поддержку Московскому университету и др. Период XVIII — начало XIX в. отмечен благотворительными делами крупных представителей просвещенного дворянства. Яркими образ­цами благотворительных учреждений этого времени являются: боль­ница, созданная в Москве князьями Голициными, Шереметевский странноприимный дом (сегодня — Институт скорой помощи им. Склифасовского), Мариинская больница в Петербурге и др.

Одна из характерных особенностей российского предприниматель­ства, его определенная историческая традиция заключена в том, что, едва зародившись, оно естественно и надолго связало себя с благотво­рительностью. Союз предпринимательства и благотворительности по­явился во второй половине XIX в. и убедительно прослеживается на примере многих известных купеческих династий. Такой союз едва ли был случайным. Предприниматели, безусловно, были заинтересованы в квалифицированных работниках, способных овладеть новым обору­дованием, новейшими технологиями в условиях все возрастающей конкуренции. Не случайно поэтому значительные средства отчисля­лись дарителями на образование, особенно на профессиональное.

Были и другие причины, объясняющие появление потомственных благотворителей. Можно с уверенностью сказать, что сыновья и внуки первых российских капиталистов использовали семейный ка­питал для благотворительных целей, для развития культуры и науки. Они стали покровителями искусства из-за непосредственной любви к искусству, просто «для души» и даже для ее спасения.

Настоящему меценату (с точки зрения отечественных традиций), истинному благотворителю не нужна в качестве компенсации рекла­ма, позволяющая сегодня с лихвою возместить затраты. Показатель­но в этой связи, что Савва Тимофеевич Морозов обещал всесторон­нюю помощь основателям Художественного театра при условии, что его имя не должно упоминаться в газетах. Хорошо известны случаи, когда меценаты отказывались от дворянства. Один из представите­лей этой замечательной династии «профессиональных благотворите­лей» Алексей Петрович Бахрушин (1853— 1904) — библиофил и со­биратель произведений искусства, завещал в 1901 г. свои коллекции Историческому музею. По «формулярному списку», составленному в том же году купеческой управой, отмечено, что в службе он не со­стоял, отличий не имел. Предположительно, сумма пожертвований П. Г. Шелапутина (на его средства были созданы гинекологический институт, мужская гимназия, три ремесленных училища, женская учительская семинария, дом для престарелых) превысила 5 млн руб­лей. Но учесть всех пожертвований было невозможно, так как он скрывал эту сферу жизни даже от близких.

Золотой век русского меценатства

Бурное развитие России во второй половине XIX — начале XX в. сопровождалось расцветом искусств. В это время широко распрост­раняется меценатство — отдельные предприниматели брали под свое покровительство наиболее выдающихся представителей творческой интеллигенции, помогали развитию народного образования и здра­воохранения в стране.

Меценатство в России в конце XIX — начале XX в. было суще­ственной, заметной стороной духовной жизни общества. Большое ко­личество меценатов в стране на рубеже двух веков, наследование добрых дел представителями одной семьи, легко просматриваемый альтруизм благотворителей, удивительно высокая степень личного участия в преобразовании той или иной сферы бытия — все это в со­вокупности позволяет говорить о золотом веке российского меценат­ства.

Этот период отечественной истории был связан, главным образом, с деятельностью именитых купеческих династий, давших «потом­ственных благотворителей». Только в Москве ими были осуществле­ны столь крупные начинания в области культуры, просвещения, ме­дицины, науки, что можно с полным основанием утверждать: это был качественно новый этап благотворительности.

По инициативе действительно просвещенных и образованных да­рителей развивались становившиеся приоритетными отрасли отече­ственной науки, открывались уникальные галереи и музеи, получили заслуженное признание у русской интеллигенции театры, которым было суждено осуществить глобальную реформу всего театрального дела. Плодами меценатства стали Третьяковская галерея, Щукинские и Морозовские собрания современной французской живописи, Бахрушинский театральный музей, Частная опера С. И. Мамонтова, Част­ная опера С. И. Зимина, Московский Художественный театр, Музей изящных искусств (на строительство которого заводчик, крупный землевладелец Ю. С. Нечаев-Мальцев потратил более 2 млн рублей), Философский и Археологический институты, Морозовские клиники, Коммерческий институт, Торговые школы Алексеевых, Морозовых и т. д. Благодаря пожертвованиям Варвары Алексеевны Морозовой стало возможным создание первой в России бесплатной библиотеки- читальни им. И. С. Тургенева, содержавшей 3279 томов. В семье Мо­розовых и отец, и дочь были страстными любителями книги и многое сделали для ее пропаганды в России. Перед нами еще одна династия благотворителей, коллекционеров и меценатов самого высокого сти­ля. Все приведенные примеры отмечены рядом общих черт: социаль­ной значимостью, демократической направленностью, полнейшим бескорыстием, давними традициями благотворительности, что обус­ловлено принципами, убеждениями, личностными качествами меце­натов.

Выдающиеся меценаты конца XIX — начала XX в.

Меценатство Саввы Ивановича Мамонтова было особого рода: он приглашал своих друзей-художников в свое имение Абрамцево, не­редко вместе с семьями, удобно располагал в основном доме и флиге­лях. Гости часто вместе с хозяином отправлялись на природу, на этю­ды. Все это весьма далеко от привычных примеров благотворитель­ности, когда меценат ограничивает себя передачей определенной суммы на доброе дело. Многие работы членов кружка Мамонтов при­обретал лично, для других находил заказчиков.

Одним из первых художников в Абрамцево приехал В. Д. Поленов. С Мамонтовым его связывала духовная близость: увлечение антич­ностью, музыкой, театром. Был в Абрамцеве и В. М. Васнецов — имен­но гостеприимному хозяину обязан художник своим знанием древ­нерусского искусства. Тепло отеческого дома нашел в Абрамцеве ху­дожник В. А. Серов. Савва Иванович Мамонтов был покровителем I 83 искусства М. А. Врубеля. Талантливый художник нуждался не толь­ко в творческой, но и материальной поддержке. И Мамонтов широко помогал живописцу, заказывая и покупая его произведения. В 1896 г. Врубель по заказу Мамонтова выполнил грандиозное панно для Все­российской выставки в Нижнем Новгороде: «Микула Селянинович» и «Принцесса Греза». Мамонтовский художественный кружок был уникальным творческим объединением.

Хорошо известна и Частная опера Мамонтова. Если бы все дости­жения Частной оперы были ограничены лишь тем, что она сформи­ровала Ф. И. Шаляпина — гения оперной сцены, то и этого было впол­не достаточно для самой высокой оценки деятельности Мамонтова и его театра.

Незаурядным человеком была Мария Клавдиевна Тенишева. Она обладала энциклопедическими знаниями в искусстве, являлась почет­ным членом первого в России союза художников. Поражают масш­табы ее общественной деятельности, в которой ведущим началом было просветительство. Тенишевой было создано Училище ремеслен­ных учеников (под Брянском), открыто несколько начальных народ­ных школ, совместно с И. Е. Репиным организованы рисовальные школы, открыты курсы для подготовки учителей и даже создан на Смоленщине самый настоящий аналог подмосковного Абрамцева — Талашкино. Тенишева не только на редкость разумно и благородно ассигновала деньги на цели возрождения отечественной культуры. Своим талантом, знаниями и умениями она содействовала изучению и развитию лучших традиций отечественной культуры. «Созидатель- ницей и собирательницей» назвал Тенишеву С. Н. Рерих. И это в пол­ной мере относится к русским меценатам золотого века.

Коллекционеры

Прекрасными художественными коллекциями отечественных музеев, самим поступательным движением музейного дела в России, поисками, открытиями мы обязаны им — энтузиастам, собирателям, меценатам. Каждый коллекционер был предан своему кругу увлече­ний, собирал приглянувшиеся ему свидетельства былых времен, про­изведения художников, как умел их систематизировал, иногда иссле­довал и публиковал. Но последствия этой стихийной деятельности оказались в итоге грандиозными: все фонды музеев дореволюцион­ной России были составлены не столько из отдельных предметов, сколько именно из скрупулезно подобранных собраний. Коллекции частных лиц не были похожи друг на друга, отбор подчас становился не строг, и тогда профессионалы имели право называть их увлечение любительством. Однако наличие коллекций, взаимно одна другую I 84 дополнявших, позволяло формировать фонды музейных ценностей полно и многообразно, во всех тонкостях отражая представление об­щества о тех или иных периодах и явлениях в русской и западной культуре.

Интуиции прирожденного коллекционера можно посвятить спе­циальное исследование. Но, не требует доказательств, что этим каче­ством обладали виднейшие отечественные собиратели. Иначе не объяснить, как ими были оценены и собраны те памятники искусст­ва, которые получили признание лишь десятилетия спустя. Только благодаря своеобразному провидческому дару знаменитых русских коллекционеров наши музеи располагают уникальным составом эк­спонатов — произведений искусства мирового значения.

Благодаря представителям московской буржуазии были собраны богатейшие коллекции, предметы которых украшают музеи России.

Увлечение коллекционированием предметов искусства приобре­тает популярность на рубеже XIX —XX вв. Н. П. Рябушинский имел в своей коллекции картины Кранаха, Брейгеля, Никола Пуссена; у его брата, М. П. Рябушинского была богатая коллекция отечественной и зарубежной живописи: работы Дега, Писарро, Ренуара, Врубеля, Бенуа; Е. П. Носова была увлечена коллекционированием старинных русских портретов Роктова, Боровиковского, Кипренского, которы­ми ныне любуются посетители Третьяковской галереи. И. А. Моро­зов и С. И. Щукин собрали ценнейшие коллекции картин француз­ских импрессионистов, которыми мы сегодня можем восхищаться в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и в Эрмитаже.

Выдающийся русский критик В. В. Стасов в некрологе на смерть Павла Михайловича Третьякова писал: «Третьяков умер знаменитым не только на всю Россию, но и на всю Европу. Приедет ли в Москву человек из Архангельска или из Астрахани, из Крыма, с Кавказа или с Амура — он тут же назначает себе день и час, когда ему надо идти в Лаврушинский переулок и посмотреть с восторгом, умилением и бла­годарностью весь тот ряд сокровищ, которые накоплены этим удиви­тельным человеком в течение всей его жизни». Не менее высоко оце­нивали подвиг Третьякова и сами художники, с которыми он был преж­де всего связан на ниве собирательства. В феномене П. М. Третьякова впечатляет верность цели. Подобной идеи — положить начало обще­ственного, всем доступного хранилища искусства — не возникало ни у кого из современников, хотя частные коллекционеры существовали и до Третьякова. Однако они приобретали картины, скульптуру, посу­ду, хрусталь прежде всего для себя, для своих частных собраний и ви­деть принадлежавшие коллекционерам произведения искусства мог­ли немногие. В феномене Третьякова поражает и то, что, не имея ни­какого специального художественного образования, он тем не менее нередко раньше других распознавал талантливых художников. Одним из первых он осознал неоценимые художественные достоинства ико­нописных шедевров Древней Руси.

Бесконечен перечень славных имен. И эта бесконечность и есть самое убедительное доказательство того, что мы имеем дело не с эпи­зодом, не единичными фактами, не с исключением из правил, но с явлением, имеющим широкое распространение, с определенной фор­мой мироощущения и бытия.

В самом деле, где, в какой стране меценат создавал новую теат­ральную систему, имеющую мировую репутацию (как К. С. Алексе­ев-Станиславский), реформировал оперный театр, сам ставил первые спектакли, открывал и поощрял таланты в самых разных областях искусства, стоял во главе целого художественного направления, пи­сал пьесы, переводил тексты классических опер на родной язык, был скульптором, певцом и воспитателем целой плеяды оперных певцов и режиссеров (как С. И. Мамонтов, прозванный по аналогии с Лоренцо Медичи Саввой Великолепным)?

Так что же все-таки двигало меценатами и благотворителями? Мотивы, побуждающие к благотворительной деятельности, были раз­ные: исполнение евангельских заповедей милосердия и любви к ближ­нему, искупление вины; сознание долга перед народом — жажда де­ятельности на общественно полезной основе; обеспечение крупны­ми промышленниками и предпринимателями нормальных условий жизни (постройка больниц, домов и т. д.) для своих работников с це­лью повышения производительности их труда; и наконец, просто че­ловеколюбие.

Нет сомнения в том, что жертвенность, как духовная норма, под­держивалась общей атмосферой подвижничества, господствовавшей в русском обществе. Немалую роль в создании этой атмосферы игра­ла религия с ее основополагающей идеей милосердия, проповедью главенства духовного над материальным. Наши предки, терзаемые вопросом о смысле жизни, стремились воплотить на практике биб­лейский тезис: «Не собирай себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе со­кровища на небе».

Состоятельные люди дореволюционной России имели глубокое чувство патриотизма. Они остро чувствовали вину и ответственность перед своим народом, понимали «неправедность» денег. Это и пита­ло их гражданственность, призывало к подвижничеству, переходив­шему в полное самоотречение.

Конечно, для некоторых играло роль и обыкновенное тщеславие. Ничто человеческое предпринимателям не было чуждо. В некоторых случаях прослеживается явная попытка достижения общественного признания, наград и титулов. Тем более что в дореволюционной Рос­сии существовала сложная и довольно эффективно действовавшая система общественных и правительственных средств поощрения бла­готворительных поступков.

Личностные качества известных нам меценатов золотого века, спектр их ведущих интересов и духовных потребностей, общий уро­вень образованности и воспитанности дают основание утверждать, что перед нами — подлинные интеллигенты. Их отличает восприим­чивость к интеллектуальным ценностям, интерес к истории, эстети­ческое чутье, чуткость и способность понять и оценить устремления творческого человека. Дающий деньги и ожидающий, что другие их правильно используют, — это еще не меценат. Наверное, самое глав­ное в этих людях было то, что они имели собственное мнение и сме­лость отстаивать его.