Уроки Совы Филиновны

ЖЕНЩИНЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА

 

Войне 1812 года было посвящено множество мемуарной и художественной литературы, очерков, писем, записок очевидцев событий тех лет. Писали полководцы и государственные деятели, войны и поэты, простые люди, вплоть до московской дворовой женщины. Из этих писем мы узнаем, что, и женщины всех сословий не могли оставаться глухими к военным событиям 1812 года.

И, в первую очередь, это относится к знаменитой «кавалер девице» – Надежде Андреевне Дуровой, чья удивительная судьба еще при ее жизни стала легендой. В своих многочисленных походах она вела записки, нечто вроде дневника, по которым и были написаны впоследствии многие ее произведения.

Надежда Андреевна Дурова родилась в 1783 году в семье гусарского ротмистра. Матушка ее очень хотела сына, и когда ей принесли новорожденную дочь, сразу невзлюбила ее. Неудивительно, что дочь стала тянуться к отцу. Уже маленькой она проводила много времени в седле его лошади. Но у маленькой Надежды постоянно возникали конфликты с матерью. Вот что писала Дурова в своей книге «Кавалерист – Девица»: «Матушка имела неосторожность говорить отцу моему, что она не имеет сил управиться с воспитанницей Астахова, что это гусарское воспитание пустило глубокие корни, что огонь глаз моих пугает ее, и что она желала бы лучше видеть меня мертвую, нежели с такими наклонностями. Батюшка отвечал, что я еще дитя, что не надобно замечать меня и что с летами я получу другие наклонности и все пройдет само собою: «Не приписывай этому ребячеству такой важности, друг мой!» – говорил батюшка. Судьбе угодно было, чтоб мать моя не поверила и не последовала доброму совету мужа своего. Она продолжала держать меня взаперти и не дозволять мне ни одной юношеской радости. Я молчала и покорялась, но угнетение дало зрелость уму моему; я приняла твердое намерение свергнуть тягостное иго и как взрослая начала обдумывать план успеть в этом. Я решила употребить все способности выучиться ездить верхом, стрелять из ружья и, переодевшись, уйти из дома отцовского». Много лет пройдет, пока ее мечта осуществится.

И вот, в сентябре 1806 года она, переодевшись в мужское платье, тайно покинула дом и вступила в казачий полк под именем Александра Васильевича Дурова (потом она носила фамилию Соколова или Александрова). «Стянув стан свой черным шелковым кушаком и надев высокую шапку с пунцовым верхом, с четверть часа я рассматривала преобразившийся вид свой; остриженные волосы дали мне совсем другую физиономию; я была уверена, что никому и в голову не придет подозревать пол мой», – так описывала свое превращение в мужчину сама героиня. Бегство Дуровой из дома в большой степени стихийный порыв, это устремление в неизведанные просторы. Однако эта желанная свобода потребовала от нее дорогой платы – одиночества. Одиночества в суровом походном быту. Поневоле пришлось вести жизнь замкнутую, скрытую.

Уединяясь на биваках, Дурова кипела необыкновенной энергией в сражениях, – она ходила вместе с товарищами в тяжелейшие атаки на французов. Командир выговаривал ей даже, что она ходит в бой со всеми эскадронами полка поочередно, а не только со своим, как полагается. Журили ее и за то, что она, рискуя жизнью, стремится спасать «встречного и поперечного», выводит раненых из боя. За подлинный подвиг, за спасение от гибели русского офицера (женщина с пикой в руке бросилась на нескольких французских кавалеристов) ей был дан самый почетный воинский орден – Георгиевский крест.

Днем и ночью, в любую погоду – в седле, бесконечные стычки с неприятелем, ночевки на земле, заплесневелые сухари и питье из лужи, невозможность обогреться или сменить мокрый мундир… Обо всем этом Дурова говорит в своих записках. Никто не слышал от нее никаких жалоб, даже тогда, когда она была сильно контужена ядром в ногу и оставалась в строю.

На биваках, в то время как офицеры-сослуживцы бражничают за общим столом и ведут свои мужские разговоры (конечно, не стесняясь в выражениях), она с отчужденным видом маячит где-то в стороне – от людей, от костра, от тепла, которое ей так нужно, – ближе к тьме ночи; или сидит одиноко с книгой в своей палатке. Выходило так, что во время отдыха, на биваке и даже в походе ей гораздо труднее, чем в бою. Кончается бой – и исчезает полнота жизни…

Не одна Дурова искала этой полноты. Другая ее сверстница – жена генерала Храповницкого – всюду сопровождала своего мужа, одетая казаком. Она бывала вместе с ним в боях и даже получила медаль. Но маскарад Храповницкой никого не обманывал. Семья оставалась семьей и при военно-походной жизни. Были и еще женщины в то время, так или иначе ломавшие не нравившийся им уклад жизни. И все же Дурова изумила всех. Никто не в силах был преодолеть таких трудностей, какие взвалила на себя она.

Немногим легче ей было и в ординарцах – у Милорадовича и Коновницына, а потом у Кутузова (после Бородинской битвы). При штабе Кутузова она служила как «Александров», хотя тайна ее была уже раскрыта.

В потоке военных мемуаров «Записки кавалер-девицы» принесли Дуровой славу. Так как образ автора прочно слился с образом героини записок. И пусть герой – «кавалерист», пусть – «Соколов», «Александров» – все равно это женщина с глубокой, чистой душой («словно в монастырь ушла она в военный мундир»…). Записки Дуровой – это еще и точка зрения рядового участника событий, для которого война состоит не столько из генеральных сражений и смотров, сколько из ежедневной тяжелой работы и трудностей быта. Причем не чужд ей и более широкий, общий взгляд на положение дел (например, ее рассуждения о судьбе Наполеона). Дурова, по словам Белинского, была «дивный феномен нравственного мира».

Наполеоновское нашествие было огромным несчастьем для России. В прах и пепел были обращены многие города. Но общая беда, как известно, сближает людей. В пострадавших от нашествия губерниях женщины и дети помогали своим мужьям, отцам, уходили в партизаны.

Так поступила Василиса Кожина, которая возглавила отряд из женщин и подростков. Они выслеживали и уничтожали отдельные небольшие группы наполеоновских солдат. В народе о Василисе сочиняли анекдоты, вот один из них:…

В Смоленской губернии широкую известность получила старостиха Василиса Кожина. Ее муж – староста одной деревни Сычевского уезда повел в город партию пленных, забранных крестьянами. В отсутствие его поселяне поймали еще несколько французов и тотчас же привели к старостихе Василисе для отправления куда следует. «Сия последняя, не желая отвлекать взрослых от главнейшего их занятия бить и ловить злодеев, собрала небольшой конвой ребят и, севши на лошадь, пустилась в виде предводителя препроважать французов сама. В сем намерении, разъезжая вокруг пленных, кричала им повелительным голосом: «Ну, злодеи французы! во фрунт! стройся! ступай, марш!» Один из пленных офицеров, раздражен будучи тем, что простая баба вздумала им повелевать, не послушался ее. Василиса, видя сие, подскочила к нему мгновенно, и ударя по голове своим жезлом – косою, повергла его мертвым к ногам своим, вскричавши: «Вам всем, ворам, собакам, будет то же, кто только чуть осмелится зашевелиться. Я уже двадцати семи таким озорникам сорвала голова! Марш в город!» И после этого кто усомнится, что пленные не признали над собою власть старостихи Василисы?

«… Русский народ поднялся, как один человек, и для этого не требовалось ни прокламаций, ни манифестов… воины проходили всюду с песнями; иногда (я сам видел) за ними шли их жены и, чтобы помочь мужьям, несли их оружие и их вещи…» (из письма Г. Фабера, чиновника русского министерства иностранных дел). Так мужественно вели себя простолюдины в деревнях. А что же в городах? Вот, например, в Пензе, как мы узнаем из записок Ф. Вигель: «Дворянство по-своему старалось высказать патриотизм. Дамы отказывались от французского языка… Многие из них, почти все, одевались в сарафаны, надевали кокошники и повязки». Это было в провинции, а в Москве?

Вот воспоминания дворовой женщины из дома князя Лобанова, которая была женой крепостного… «Уже давно толковали в народе, что идет на нас Наполеон, и как бы в Москву не забрался, а господа все не верили, – пусть, мол, народ болтает! – да и не позаботились добро свое от француза спасти. А потому барин с утра надевал мундир и ездил, куда все другие господа собирались думу вместе думать, как лучше французу насолить, да в Москву не допустить».

Царская семья тоже не осталась в стороне – сестра царя Екатерина Павловна вооружила и взяла на содержание один батальон ополченцев из своих крепостных крестьян Тверской губернии, который участвовал в бородинском сражении. Мария Федоровна (1759—1825 гг.) – принцесса Вюртембергская, жена российского императора Павла I, мать Александра I создала ряд благотворительных и воспитательных организаций (Мариинское ведомство).

Интересные письма, характеризующие общественное настроение оставила нам Волкова Мария Аполлоновна – фрейлина императрицы Марии Федоровны. А также Ланская Вера Федоровна – дочь князя Ивана Ивановича Одоевского. Они вели между собой патриотическую переписку…

30 сентября

«Мы готовим корпию и повязки для раненых; их множество в губерниях Рязанской и Владимирской и даже здесь, в близких городах. Губернатор посылает наши запасы в места, где в них нуждаются… «

22 октября

«О! Как дорога и священна родная земля! Как глубока и сильна наша привязанность к ней! Как может человек за горсть золота продать благосостояние отечества, могилы предков, кровь братьев, словом, все то, что так дорого каждому существу, одаренному душой и разумом».

 

ДУРОВА Надежда Андреевна (1783—1866) – писательница, первая в русской армии женщина-офицер. Выданная замуж в 18 лет, вскоре оставила мужа, трехлетнего сына и, в 1806, переодевшись в казачью форму, бежала из родительского дома и пристала к полку. Назвавшись Александром Соколовым, завербовалась рядовым в уланский полк, участвовала в сражениях. Была раскрыта и произведена императором в корнеты, награждена Георгиевским крестом. Была ординарцем Кутузова. В 1816 в чине штаб-ротмистра вышла в отставку, жила в Елабуге, где ее брат был городничим. «Записки кавалерист-девицы» Дуровой были весьма популярны в обществе.

 

Москва после пожара

 

1812 года декабря 24-го приехал я в Москву. Наро­ду было уже много, но мест для жительства недостава­ло совершенно; лавок для торговли тоже не было, все сгорели, а по площадям были настроены временные, де­ревянные; также столики и рогожи заменяли гостиный двор. Тут продавалось все нужное и ненужное, дур­ное и хорошее. Множество вещей хороших в это время купить было можно не за дорого, но уже все не так, как в октябре месяце, тотчас по выходе неприятеля: тогда рублевую вещь продавали по 5 коп.; опасались покупать, думали, что будут разыскивать, хозяева от­берут купленное и станут преследовать судом; но как от правительства было опубликовано, что ни за какие вещи следствия не начинать, чьи бы они ни были и у кого бы ни находились, а кто владеет, тот им и хозя­ин; тогда все вдруг приняло цену близко настоящей.

В Кремль и тогда еще никого не пускали. Спасские ворота как были перерыты неприятелем в арке, срубом деревянным и землею в него насыпанною, так и оста­вались; Никольские повреждены были от взрыва арсе­нала, и удивительное дело: крепкая башня над ворота­ми не могла устоять от силы удара и сняло ее, как по черте, по самую икону Св. Николая, у которой между тем самое стекло осталось цело; истинное чудо, кото­рое угодно было Богу показать во славу великого сво­его угодника. Взорванный арсенал представлял карти­ну совершенного ужаса; на великое около него про­странство кирпичи и камни покрывают улицы, особен­но Моховую и Неглинную. Между грудами камней тор­чат огромные бревда, концами вверх; все это более чем на полвершка было покрыто седою пылью. Боровиц­кая башня взорвана до самой подошвы, так что и следов ее не осталось; Кремлевская стена от Москвы-реки также взорвана в двух местах, и от чрезмерной силы взрыва каменная мостовая и набережная дрогнули, часть плит и железная решетка скинуты в реку. Крем­левский дворец и Грановитая Палата стояли обгорелые и представляли болезненную для сердца картину; а Иван Великий стоял, как сирота, лишенный подпор своих. В каком виде тогда остались и были Кремлевские соборы, я не видал; но рассказывают ужасы ужасов, от которых сердце обливается кровью. Что же касается прочих храмов, то, кроме всеобщего их поругания, са­мовидцы рассказывают такие анекдоты, которые благо­разумие и благопристойность повелевают, со слезами горести, сокрыть в глубине сердца. Замоскворечье все было выжжено и, кроме церквей, представляло гладкое толе, покрытое пеплом и развалинами. Воздух во всей Москве был смраден и душен.

Все время народ толпился еще только около Кремля, а по прочим местам везде было пусто, и было не­безопасно вечером и ночью. Страшные и сопрелые лица московских жителей, проживавших с неприятелем в Москве, были еще разительнее от противоположности с вновь приехавшими из бегства гражданами Москвы, которые во время наступившей зимы помещались в подвалах и погребах, уцелевших от пожара и разруше­ния; дома от сильного жару большею частью были по­вреждены, а другие и совсем разрушились.

М. Маракуев

 

Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех.

 

Наполеон

 

   Она предсказала судьбу Бонапарту и декабристам

 

 

     Таинственная парижская гадалка Мария Ленорман предсказала насильственную смерть Марату и Робеспьеру, императорство   Наполеону   и виселицу Рылееву и Муравьеву-Апостолу.

...5 марта 1772 г. недалеко от Парижа, в маленьком провинциальном городке Алансон, родилась девочка. Акушерка при виде ее вскрикнула и перекрестилась - у новорожденной были длинные черные волосы и полный рот зубов. Ее отец, богатый торговец мануфактурой, так долго ждал ребенка, что готов был любить ее «и с рогами, и с когтями, и даже с копытами вместо ног», но для него общественное мнение имело слишком большое значение.

     Марию Анну Аделаиду Ленорман отправили в монастырь бенедиктинок на попечение монахинь.

Девочка с детства привлекала к себе внимание. Шести лет от роду она предсказала настоятельнице, что той недолго придется быть хозяйкой монастыря. Настоятельница переполошилась и стала выведывать у девочки, кто интригует и хочет занять ее место. Маленькая Мария ее успокоила: настоятельница поменяет монашеское платье на наряд невесты и выйдет замуж за очень богатого человека. Не прошло и месяца, как все так и случилось. К девочке стали относиться с уважением и некоторой боязнью. Известия о ее необыкновенных способностях распространились довольно быстро, и вскоре из Парижа на встречу с маленькой гадалкой стали приезжать важные особы.

Девочка росла, и стало бросаться в глаза, что одно плечо у нее короче другого, ноги слишком худые и кривые, а глаза слегка навыкате. Ей предстояло стать монашкой — ведь никто не решился бы взять такую «красавицу» в жены. После смерти отца семья отказалась платить за ее пребывание в монастыре, и Мария переехала в Париж. Там с помощью бывшей настоятельницы она открыла собственный салон предсказаний. С помощью карт, астрологии, предметов, ароматов и цветов Мария Ленорман стала предсказывать судьбу всем желающим. С ростом популярности салона прибавилось и знаменитых клиентов. В 1793 году известную гадалку посетили Робеспьер, Марат и Сен-Жюст. Всем троим Мария предсказала ужасную насильственную смерть. Марат не придал значения ее словам. Тогда Мария подошла к нему очень близко и прошептала: «Посмотри внимательно мне в глаза». Марат подчинился и через мгновение в ужасе отпрянул. На расспросы спутников он ответил: «Я буду первым из вас, я видел море крови в глазах этой уродины». «Никого из вас не украсит отсечение головы!» — услышали они вслед.

Марат был смертельно ранен Шарлоттой Корде, а двух других казнили через год.

Однажды в салон заглянули две дамы. Тереза Тальен хотела узнать, выйдет ли она когда-нибудь замуж за состоятельного человека. Ленорман предсказала ей княжеский титул и яркую любовь. «Это какаято насмешка, — посетовала Тереза, — я слишком увлеклась свадебными планами, а эта шарлатанка меня на них поймала». Ее подруга Жозефина Богарнэ решила покинуть салон, даже не прибегая к услугам маленькой толстой женщины. «Остановитесь, сударыня, — услышала она уже на выходе. — В ваших руках через некоторое время будет судьба Франции». Заинтригованная Жозефина дала себя уговорить. Карты Таро указали на то, что провидение уже вмешалось в ее судьбу — судьбу вдовы с двумя детьми — и совсем скоро она встретит человека, которого полюбит всей душой. Он сделает ее знаменитой и той, но потом предаст. Жозефина недоверчиво слушала шепот гадалки. Та взяла ее руку и уколола мизинец золотой иглой: «Сейчас я покажу тебе то, что никому не показывала. За это ты должна будешь меня оберегать, пока это будет в твоей власти».

     Капелька крови из мизинца расплылась в серебряной чаше с какой-то жидкостью, стала принимать различные формы. Сначала появились изображения фиалки и тюльпана (фиалки всегда были любимыми цветами Жозефины), затем лилии и корона. 'Тебе суждено быть императрицей», — сказала утомленная гадалка.

Как в полусне уходили две дамы из салона. Жозефина мельком успела заметить щеголя, сидевшего в, самом темном углу гостиной. «Не бывать мне императрицей, — с легкой усмешкой подумала Богарнэ, — если мое сердце начинает биться при виде первого попавшегося незнакомца, встреченного в салоне».

«А вот и вы, мой господин, — приветствовала незнакомца гадалка. — Ваш брак почти свершен, вам осталось только встретиться. Вы займете шесть высоких постов, будете коронованы, до сорока лет будете купаться в лучах славы и роскоши, но на сороковом году вы забудете, что вашу избранницу послало само провидение, и покинете ее. Это и будет началом вашего конца. Умрете вы в муках и одиночестве, а все близкие отрекутся от вас».

«Что за чертовщина, — плевался разозленный артиллерийский офицер Наполеон   Бонапарт. — Как я мог поддаться на уговоры и обратиться за помощью к гадалке». Весь вечер у него не выходил из головы образ женщины, мельком увиденной в салоне Ленорман. А вскоре он встретил брюнетку с родинкой по имени Жозефина, стал ее мужем и императором.

Как сообщают исследователи жизни   Наполеона, он по-настоящему влюбился в возрасте 29 лет в Южени Клари, сестру жены брата Жозефа. Он долго ухаживал за нею, не делая попыток к сближению. Наконец решил просить Жозефа, чтобы от поговорил с женой, и та как-то повлияла на свою сестру.   Наполеон   таким сложным путем хотел получить согласие на руку своей возлюбленной. Миссия эта не имела успеха.   Наполеон   потерпел первое в своей жизни поражение.

Он решил попытать счастья с более зрелыми дамами. Намерения его были весьма серьезные. Поиски супруги так бы ничем и не закончились, если бы однажды граф Поль Баррас не попытался избавиться от своей любовницы Жозефины Богарнэ. Граф решил устроить встречу Жозефины, которая весьма дорого обходилась ему, с   Наполеоном. А вскоре будущий император женился на 32-летней Жозефине, которая была на 6 лет старше. Жозефина была очень темпераментной женщиной. Во время египетской кампании 1798 года Наполеон   узнал о многочисленных изменах жены, стал сам изменять ей, и в 1809 году их брак распался.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что   Наполеон   первые годы своего союза с Жозефиной был счастлив. В 1796—1797 годах из итальянского похода   Наполеон   писал ей пламенные письма. И даже узнав о ее многочисленных изменах, простил ее. Он знал о ее пустоте, о ее жадной любви ко всему, что блестит: бриллиантам, платьям, балам, но относился к этому снисходительно, считая ум и рассудочность большими недостатками женщин.   Наполеон   не с легким сердцем решился на этот развод. Он подарил ей дворец в Мальмезоне. Первое время после развода   Наполеон писал ей грустные и нежные письма...

Всего пять лет спустя русские войска вступили в Париж, и на арене мировой истории снова появляется Мария Ленорман.

Многие русские офицеры прослышали о необыкновенной гадалке, но лишь немногие решились обратиться к ней. Среди этих немногих были Михаил Лунин, Кондратий Рылеев и Сергей Муравьев-Апостол. Всем троим Мария предсказала скорое возвышение, блестящую карьеру и страшную гибель

Вы будете повешены! — зловеще сказала она Муравьеву-Апостолу.

— Возможно, — улыбаясь, ответил тот, — вы принимаете меня за англичанина. Я же русский, и у нас смертная казнь отменена.

     В самом деле, перспектива быть повешенным не могла иметь отношения к нему, офицеру, представителю древнего аристократического рода. Но именно он, Муравьев-Апостол, облаченный в балахон смертника, оказался стоящим под виселицей рядом с Кондратием Рылеевым, посетившим гадалку, и другими участниками неудачного восстания против царя. Раздалась барабанная дробь, палач торопливо набросил шершавую петлю веревки на шею гвардейского офицера...

Мария Ленорман знала, что чем больше у нее высоких покровителей, тем быстрее приближается ее смерть. Она должна была пережить огонь и воду и погибнуть от рук неизвестного мужчины. Так и случилось. Ее салон поджигали; потом лодка, в которой находилась гадалка, перевернулась и затонула в Сене. Марию спасло чудо: ее корсет зацепился за балку, оставшуюся на плаву. Через несколько часов измученную и почти захлебнувшуюся женщину вытащили паромщики. А в 1843 году во время уличных беспорядков Марию Ленорман задушил молодой человек, так и оставшийся неизвестным.

В течение всей своей жизни Мария вела дневники, в которых подробно описывала своих клиентов и то, что им суждено. Эти дневники стали достоянием истории.

 

1812 год

 

(План драмы)

 

Отделение I

Красная площадь

 

История начала войны, взятие Смоленска, народные черты, приезд государя, обоз раненых, рассказ о битве Бородинской. М. с первого стиха до последнего на сце­не. Очертание его характера.

 

Собор Архангельский

 

Трубный глас Архангела; на его призыв возникают тени давно усопших исполинов — Святослава, Влади­мира Мономаха, Иоанна, Петра и проч., из разных сти­хий сложенные и с познанием всего, от начала века до днесь, как будто во всех делах после их смерти были участниками, но вместе с тем исчезла у них память о том, что было с ними за пределами сей жизни, и где были и откудова ныне вновь призваны к бытию. Про­рочествуют о године искупления для России, — если не для современников, то сие, повествуя сынам, возбу­дят в них огонь неугасимый, рвение к славе и свободе Отечества. Хор бесплотных провожает их и живопис­ным строем представляет их отшествие из храма; своды расступаются, герои поднимаются выспрь и исчезают.

 

Терем царей в Кремле

 

Наполеон с сподвижниками. Картина взятия Москвы. Н. один. Высокие воспоминания. Открывает окно, лунная ночь. Видение — или нет, как случится. Раз­мышление о юном, первообразном сем народе, об ого-эевностях его одежды, зданий, веры, нравов. Сам себе преданый, — что бы он мог произвести?

 

Отделение II

 

Галерея в доме Познякова

 

Входит офицер Р., из приближенных к Наполеону (см. сц. 3-я 1-го отд.), исполненный жизни, славы и блестящих надежд. Один поседелый воин, с горьким предчувствием опытности, остерегает насчет будущих бедствий. Ему не верят. Хохот. Из театра несутся звуки пляски и отголоски веселых песен. Между тем зарево обнимает повременно окна галереи; более и более устрашающий ветер. Об опустошениях огня.

Улицы, пылающие дома. Ночь. Сцепы зверского рас­путства, святотатства и всех пороков. — Р. и М. в разных случаях.

 

Село под Москвой

 

Сельская картина. Является М. Всеобщее ополчение без дворян. (Трусость служителей правительства — выставлена или нет, как случится.)

Отделение III

 

Зимние сцены преследования неприятеля и ужасных смертей. Истязания Р. и поседелого воина. Сей юноша показывает пример, оба умирают героями. Подвиги М. Множество других сцен.

Эпилог

Вильна

 

Отличия, искательства; вся поэзия великих подвигов исчезает. М. в пренебрежении у военачальников. Отпускается восвояси с отеческими наставлениями к покорности и послушанию.

 

Село или развалины Москвы

 

Прежние мерзости. М. возвращается под палку господина, который хочет ему сбрить бороду. Отчаяние... самоубийство.

А. С. Грибоедов

 

 

Этот план драмы Грибоедова любопытен основной мыслью, в которой отразились его личные наблюдения и общественные взгля­ды. Среди современной преувеличенной патриотической риторики, которая совершенно не затрагивала оборотной стороны   событий 1182 года, Грибоедов едва ли не один из русских писателей подо­шел к главному злу русской жизни того времени — тяжелому по­ложению крепостного крестьянства, которое после жертв и подви­гов Отечественной воины должно было снова вернуться «под пал­ку» своих господ.

 

 

 

Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года

 

Снегами погребен, угрюмый Неман спал.

Равнину льдистых вод и берег опустелый,

И на брегу покинутые села

Туманный месяц озарял.

Все пусто... Кое-где на снеге труп чернеет,

И брошенных костров огонь, дымяся, тлеет,

И хладный, как мертвец,

Один среди дороги,

Сидит задумчивый беглец,

Недвижим, смутный взор вперив на мертвы ноги.

И всюду тишина... И се, в пустой дали

Сгущенных копий лес возникнул из земли!

Он движется. Гремят щиты, мечи и брони,

И грозно в сумраке ночном

Чернеют знамена и ратники, и кони:

Несут полки славян погибель за врагом,

Достигли Немана и копья водрузили.

Из снега возросли бесчисленны шатры,

И на брегу зажженные костры

Все небо заревом багровым обложили.

И в стане царь младой

Сидел между вождями,

И старец-вождь пред ним, блестящий сединами

И бранной в старости красой.

 

К. Батюшков

 

 

 

К тени полководца

 

Перед гробницею святой

Стою с поникшею главой...

Все спит кругом; одни лампады

Во мраке храма золотят

Столпов гранитые громады

И их знамен нависший ряд.

Под ними спит сей властелин,

Сей идол северных дружин,

Маститый страж страны державной,

Смиритель всех ее врагов,

Сей остальной из стаи славной

Екатерининских орлов.

В твоем гробу восторг живет!

Он русский глас нам издает;

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

Воззвал к святой твоей седине:

«Иди, спасай!» Ты встал и спас...

 

А. С. Пушкин