Уроки Совы Филиновны

ОТ МОСКВЫ ДО НЕМАНА

Выйдя из Москвы по Рязанской дороге, армия Кутузова 17 сентября переправилась у Боровского моста через Москву-реку и перешла к Красной Пахре на Калужскую дорогу. Искусными действиями арьергарда М. А. Милорадовича этот маневр был скрыт от французского командования. 3 октября Кутузов расположил войска лагерем у Тарутина (80 км к югу от Москвы). Этим он прикрыл южные районы страны. Пребывание в Тарутине Кутузов использовал для пополнения армии и заготовки всего, необходимого для продолжения войны. Численность армии под его непосредственным командованием достигла 120 тыс. человек. Кроме того, в распоряжении Кутузова было до 200 тыс. ополченцев. Особенно важным было усиление кавалерии. Используя разбросанность войск Наполеона, Кутузов вел боевые действия небольшими отрядами против гарнизонов и отрядов французов. Большую помощь армии оказывали армейские и крестьянские партизанские отряды. З один месяц французы потеряли в боях до 30 тыс. человек. Попытки Наполеона заключить мир не имели успеха. Александр I отклонял все предложения о переговорах.

Наполеон принял решение отойти в междуречье Зап. Двины, Днепра и Березины с тем, чтобы перезимовать там и возобновить борьбу в 1813 году.

18 октября русская армия нанесла внезапный удар по авангарду Мюрата на реке Чернишне. Поражение Мюрата ускорило отступление 110-тысячной французской армии из Москвы. Выйдя из Москвы 19 октября по Старой Калужской дороге, Наполеон сделал попытку обойти левый фланг русских главных сил и выйти к Калуге, где находились продовольственные склады русской армии. Но Кутузов преградил ему путь у Малоярославца. Наполеон не рискнул пробиваться с боем и отошел к Можайску, чтобы начать отступление по разоренной Смоленской дороге. Инициатива перешла к русскому командованию.

На флангах события развивались таким образом. В Ригу на помощь Эссену прибыл из Финляндии морем корпус генерала Ф. Ф. Штейнгеля (10 тыс.), который в начале октября присоединился к Витгенштейну. В Курляндии прусские войска генералов Йорка и Макдональда ограничивались наблюдением за Ригой. Корпус Витгенштейна был усилен также Петербургским ополчением и резервами, и его численность в октябре достигла 50 тыс. с 170 орудиями. 20 октября Витгенштейн с боем занял Полоцк. Французы были отброшены на левый берег Зап. Двины. Чичагов и Тормасов, соединившись, начали активные действия против Шванценберга и вынудили его отойти за реку Южный Буг в Польшу. 29 сентября Чичагов получил распоряжение двигаться на Минск и, войдя в соединение с Витгенштейном, занять рубеж у реки Березины. Однако Чичагов продолжал действия против австрийцев и до середины октября оставался в районе Бреста. 30 октября, оставив против австро-саксонских войск 27 тыс. под командованием Ф. В. Сакена, он с остальными силами (30 тыс. и 180 орудий) двинулся на Пружаны – Минск.

Когда выяснилось направление отступления Наполеона, Кутузов организовал параллельное преследование. Преследование с тыла было поручено казакам Платова; левее Смоленской дороги, параллельно ей, шел Милорадович с двумя пехотными и двумя кавалерийскими корпусами; главные силы под командованием Кутузова двигались на Вязьму; два летучих корпуса – Ожаровского и Голенищева-Кутузова – правее дороги и впереди. Отступающие французские колонны подвергались непрерывным ударам казаков, летучих отрядов, партизан. Не имея возможности найти фураж для лошадей, французы бросали артиллерию. 3 ноября у Вязьмы войска Милорадовича и Платова атаковали арьергард под командованием Даву, который был поддержан другими французскими корпусами. Французы понесли большие потери. В Смоленске, где Наполеон рассчитывал на длительный отдых, он пробыл только четыре дня, так как движение Кутузова на Красный грозило отрезать ему путь. В ноябре начались холода.

В сражении под Красным 15-18 ноября был отрезан и почти уничтожен французский арьергард под командованием маршала Нея. После сражения под Красным боеспособность французской армии резко упала. Бои могли вести только гвардия и присоединившиеся к главным силам корпуса Виктора и Сен-Сира. Из 75 тыс. человек в строю находилось около 40 тыс., остальные просто брели за армией.

После сражения у Чашников 31 октября с корпусами Виктора и Сен-Сира генерал Витгенштейн занял левый берег реки Уллы, где находился до 21 ноября. Чичагов 16 ноября занял Минск, а 22 ноября – Борисов. Для отступающей армии Наполеона создалась реальная опасность окружения. Однако нерешительность Витгенштейна, ошибка Чичагова, введенного в заблуждение насчет места переправы, и несогласованность в действиях обоих командующих позволили Наполеону переправиться через реку Березину у Студянки, но при этом французская армия понесла огромные потери, которые трудно поддаются исчислению. После Березины «великая армия» как организованная боевая сила перестала существовать.

ТОРМАСОВ Александр Петрович (1752—1819) – военный деятель, генерал от кавалерии (1801), граф (1816). На военной службе с 1772, участник русско-турецкой войны 1787—1791. В 180301808 киевский и рижский генерал-губернатор. В 1808—1911 главнокомандующий в Грузии и на Кавказской линии, руководил боевыми действиями в войнах с Турцией и Персией. В 1812 командовал 3-й армией, не давая французам развернуть действия на Киевском направлении. С октября 1812 руководил внутренним управлением войсками и их организацией. Весной 1813 и во время болезни Кутузова и. о. главнокомандующего. С 1814 – генерал-губернатор Москвы, много сделал для восстановления ее после пожара.

По следам отступающей армии

Прежде чем приступить к рассказу о моем кратковременном пребывании в Вильне, упомяну о бед­ственном положении, в котором находилось француз­ское войско. Начиная от Вязьмы, преимущественно же от Смоленска до Вильны, дорога была усеяна непри­ятельскими трупами. Из любопытства счел я однажды, сколько их на одной версте лежало, и нашел от одно­го столба до другого 101 труп; но верста сия в сравне­нии с другими еще не изобиловала телами: на иных верстах валялось их, может быть, и до трехсот. Кро­ме того места, где французы ночевали, обозначились грудами замерзших людей и лошадей. Я сам видел в Борисове шалаш, выстроенный из замерзших окостене­лых тел, — шалаш, под коим умирали сами строители. Корчмы, выстроенные на большой дороге, были наби­ты мертвыми и живыми людьми. От разведенного среди их огня загоралась корчма, и все в ней находившиеся погибали в пламени. Такая была общая, почти без ис­ключения, участь всех корчем и тех, которые в них укрывались от морозов, и по большей части не в состо­янии были выйти по слабости, ранам и болезни. Когда наша полиция вступила в исполнение своих обязанно­стей, то трупы стали складывать в костры и, по обло­жении их дровами и навозом, сожигались, от чего рас­пространялся отвратительный смрад, смешанный с за­пахом жженого навоза. И теперь, когда я слышу за­пах жженого навоза, то вспоминаю ужас 1812 года. Однажды видел я нашего драгуна, хладнокровно гревшегося около большого костра мертвых французов; ухо­дя, драгун взял еще из костра уголек и закурил трубку. Зима 1812 года была жестокая. Термометр Реомюра иногда показывал 31 градус. Холода эти, может быть, предохранили нашу армию от заразительных болезней, производимых тлением тел. Но так как много трупов оставалось еще под снегом, то весной, когда сделалась оттепель, они стали гнить и произвели эпидемию, кото­рая опустошила те губернии, через которые неприятель отступал. Я слышал, что крестьяне, заметив какое-ни­будь платье получше на мертвом теле, приносили тело в избу и оттаивали его на печи до состояния мягкости членов, после чего скидывали платье и, обшарив кар­маны, иногда находили в них деньги. Случалось им на­ходить деньги даже в сжатом кулаке умершего, при­чем гнилое тело заражало всю семью, которая выми­рала и передавала заразу соседям и так далее. Опол­чения, которые проходили через сии места в 1813 го­ду, лишились во время похода почти половины своего народа. Случалось даже, что, едучи ночью, подвернет­ся замерзший труп между полозьями; отверделые ру­ки его останавливали сани, так что надобно было вы­лезать и вытаскивать мертвеца из-под саней. Ужасное зрелище представляли и различные положения, в ко­торых умирали французы. Некоторые были совсем вдвое согнуты, у других лица изуродованы от ударов об лед при падении. Снег заносил тех, которые лежали в канаве, и случалось видеть руку с сжатым кулаком или почерневшую ногу, которая торчала из-под снега. Я ви­дел одного француза, замерзшего стоя на коленях,сложа руки в положении просящего помощи…

Пехотинцы страдали от холода, часто и от голода. Страдания их ограничивались только тем, чтобы пожи­виться около мертвого шапкой или изорванным кафта­ном, Когда не могли сего сделать, то хоть спарывали с них пуговицы. Кавалеристы домогались своего: они сдирали подковы с палых лошадей. Артиллеристы сры­вали железо с брошенных лафетов и шины с колес.

Число трупов, устилавших дорогу, увеличивалось множеством   французских офицеров и солдат, более похожих на тени, чем на живых людей, которые бре­ли в сильнейшие морозы, голые и босые, среди отошедших товарищей своих и к ним по пути валились. На редком из них были мундиры, большею частью покрывались они чем попало. У многих были на голо­вах ранцы, вместо шапок, у иных оставались на голо­вах кирасирские каски с длинными конскими хвоста­ми; сами же кирасиры были голые и накрывались ро­гожей или обвивались соломой. Я видел одного из таких, который, опираясь на палку, вел под руку жен­щину; несчастная чета еле на ногах держалась и просила хлеба у прохожих: «Клиба, клиба!» Иные скры­вались в соломе в селениях, лежащих в стороне от большой дороги. Однажды случилось мне ночевать в уцелевшей деревне; слуга мой пошел на крестьянское гумно, дабы достать корма для лошадей, и когда он стал набирать солому, то из оной выскочили два голых француза, которые так быстро убежали в лес, что их не могли остановить. Французы преимущественно тол­пились там, где лежала падаль, около которой они дрались и рвали ее на куски. Они обступали наших мимо идущих, прося на всех европейских языках хле­ба, службы или плена. Но какое пособие можно было оказать сим страдальцам, когда мы сами почти бед­ствовали от нужды? Некоторые из наших офицеров уверяли, что они видели, как французы, сидя у огня, пожирали члены мертвых товарищей своих. Сам я не видал этого, но готов тому верить. Многие французы почти требовали, чтобы мы их брали в плен, и гово­рили, что мы обязаны были призреть обезоруженных людей; но они не имели права ссылаться на существу­ющие между воюющими обычаи, когда сами столь яв­но нарушали их жестокостями, разорением и грабе­жом, которые они в нашем Отечестве производили. На­полеон расстрелял многих наших солдат пленных, когда не имел чем кормить их; отставшим же от армии солдатам насилия мы не делали: они сами погибали от того, что нечем было их содержать. Из них выби­рали, однако, немцев, которых привели внутрь России и сформировали из них легионы, присоединившиеся впоследствии в Германии к Прусской армии. Посы­лали также казаков набирать пленных, которых сго­няли в одно место и потом отсылали во внутренние губернии колоннами, состоявшими т двух и трех ты­сяч человек; но продовольствия им, за неимением оного, не могли давать. На каждом ночлеге оставались от сих партий на снегу сотни умерших. Некоторые на походе отставали. Однажды встретился я с такой ко­лонной, в которой сделалась драка. Поссорились за то, что один из них нашел на дороге отрезанную лошади­ную ногу и, подняв ее, счал грызть; голодные товари­щи, увидя это, бросились на него, чтобы отнять добы­чу, и задавили бы его, если бы казаки, въехав в тол­пу, не разняли дерущихся плетьми и пиками…

В 1812 году взято нами в плен 180 тыс. человек, из коих едва ли 30 тыс. возвратились в свое отечество. Французы оставили в России 1 400 орудий и всю каз­ну, от которой обогатились преимущественно казаки. Довольно странно, что некоторые из бродящих по до­роге французов, забыв опасность, грабили вместе с казаками казну Наполеона и, в общей суматохе, ла­зили в фургоны, от коих, разумеется, были отбиты. Иным, однако же, удавалось вытащить несколько золо­та, которое у них, впрочем, на месте и отбирали.

Н. Муравьев

МАРШАЛЫ НАПОЛЕОНА

________________________

ПОНЯТОВСКИЙ Юзеф Антон (1763 — 1813) — польский политический и военный деятель, князь, французский военачальник, военный министр герцогства Варшавского с 1807, маршал Франции с 1813, участник польского восстания 1796 и наполеоновских войн. Выходец из аристократического польского рода Понятовских, с 1780 служил в австрийской армии. В 1788 назначен адъютантом австрийского императора Иосифа II Габсбурга. В 1789 по приглашению своего дяди, короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского, приехал в Польшу, участвовал в реорганизации польской армии, командовал дивизией. Во время борьбы против Тарговицкой конфедерации и русских войск в 1792 Юзеф Понятовский командовал одной из польских армий. В период Польского восстания 1794 года в чине генерала командовал повстанческой дивизией, успешно действовал против прусских войск при обороне Варшавы. В 1795—1798 находился в эмиграции, жил в Вене, затем вернулся в Польшу. В 1806 выступил на стороне Наполеона, на следующий год был назначен военным министром герцогства Варшавского. Во время австро-французской войны 1809 успешно действовал против австрийских войск в Галиции. В 1812 сформировал для похода в Россию стотысячную польскую армию, сам командовал 5-м польским корпусом армии Наполеона, активно участвовал в Бородинской битве и многих других сражениях Отечественной войны. После разгрома фрнцузов отступил с остатками своего корпуса в Саксонию, где сформировал польский корпус, с которым участвовал в Лейпцигском сражении. Прямо во время боя Наполеон произвел Понятовского в маршалы и поручил прикрывать отход разбитых под Лейпцигом французских войск. 19 октября 1813, в последний день Лейпцигского сражения Понятовский получил тяжелое ранение. Когда большая часть французских войск была выведена из Лейпцига за реку Эльстер, по ошибке был взорван один из мостов. Среди оставшихся в Лейпциге французских солдат началась паника, они в беспорядке бросились переправляться через реку. Маршала Понятовского пытались переправить вплавь, но неудачно — он утонул в водах реки Эльстер. В 1814 его прах был перевезен в Варшаву, а в 1819— в Краков и захоронен в Вавельском замке. Для многих поколений поляков Юзеф Понятовский стал легендарной фигурой, символом борьбы за независимость Польши. В 1913 в Варшаве Понятовскому был установлен памятник работы скульптора Б. Торвальдсена.