Рычал львом знаменитый критик. Другой знаменитый критик рвал в клочья беллетриста. Щёлкали зубами изо всех газетных подвалов. Пороли друг друга перьями.
Алексей Толстой «О читателе»
Правда, сказанная злобно,
Лжи отъявленной подобна.
Уильям Блейк. «Прорицания невинности», 1801
Самые разные преступления инкриминировались литературной критике последних 10-15 лет. Толстожурнальную критику ругали за скучность, многословие и неоперативность освещения литературной жизни. Филологическую критику упрекали в наукообразии, излишней сложности и отсутствии диалога с читателем. Глянцевой критике пеняли на продажность, пустословие и потакание массовому вкусу.
«Состояние критики само по себе показывает степень образованности всей литературы вообще», – справедливо писал ещё Пушкин в «Опыте отражения некоторых нелитературных обвинений». Ключевое слово здесь – «нелитературных», то есть не имеющих прямого отношения к писательству. Но если в пушкинские времена такие обвинения всё же не были системными, то сейчас сформировались в заметную тенденцию.
Нынешние споры о высшем предназначении, приоритетных направлениях, культурных механизмах литературной критики ведутся в атмосфере выраженной агрессии, нескончаемой вражды, примитивного недоброжелательства. Агрессивность – самая болевая проблема сегодняшней критики, а многословие, «попсовость», сложность восприятия и прочее уже второстепенные изъяны.
К нынешней критике лучше всего применимы метафоры болезни и войны. Значительная её часть поражена словесной франц-венерией, как раньше именовали сифилис. У неё, как в одном из медицинских отчётов XVII века, «болезнь нечисть в гортани, и от той нечисти язычок сгнил и нёбо провалилось в нос». Многие и многие критические высказывания как твёрдые шанкры на теле Литературы. Причём не только на уровне обыденного сознания, но и внутри профессионального сообщества бытует образ критика-киллера, ката, карателя, а литературное произведение воспринимается как Карфаген, который должен быть разрушен.